Читаем Увидеть Париж – и жить полностью

Несколько дней я была в приподнятом настроении. Я отказалась от алкогольных напитков, курения и всего, что теоретически могло нанести вред созревающим яйцеклеткам. Я старалась больше времени проводить на свежем воздухе. Гуляла по набережной Сены и с улыбкой смотрела на прогуливающихся собачек с хозяевами и мамочек с колясками. Давно мне не было так хорошо. Дул теплый, уже почти весенний ветер, и мне казалось, что я куда-то улетаю вместе с ним, в страну тепла, добра и света, откуда родом мы все. Я ходила по магазинам и на всякий случай купила себе несколько платьев со струящимся свободным силуэтом. Невольно я начала представлять себе нашего будущего ребенка. Наверно, он будет похож на Пьера: точеное лицо, упрямый профиль. Он будет отважным и серьезным мальчиком. Или это будет девочка: мягкие волосы, может быть, даже рыжие, как у меня. Ее волосики будут развеваться от ветра, и она будет протягивать ко мне свои маленькие ручки. Мое сердце невольно наполнялось бесконечной нежностью. Эти картины рисовало воображение помимо моей воли. Какое счастье, что мы не умираем, мы будем жить, продолжать жить в маленьких беспомощных существах.

На следующее УЗИ мы опять поехали вместе с Пьером. Это было через три дня.

– Ну что, что там, доктор, сколько яйцеклеток созревает? – взволнованно спросила я.

– Лариса, количество увеличенных фолликулов выросло, но, к сожалению, все они пока не достигают нужного размера, самые большие – восемь-девять миллиметров. Но еще не все потеряно, мы увеличим дозу препарата, будем надеяться на хороший результат. Не теряйте позитивного настроя – это главное.

Я не сразу переварила эту новость. Уже когда мы вышли на улицу, мне стало нехорошо. Мрачное настроение проникло в мою душу быстро, будто черная туча закрыла летнее, ясное небо.

– Лариса, ты слишком болезненно стремишься завести ребенка, – сказал Пьер, – разве только в этом смысл жизни? Мне кажется, этим ты пытаешься решить какие-то внутренние психологические проблемы. Многие люди не имеют детей и находят счастье в карьере, просто в жизни. В ней много хорошего, неужели ты этого не видишь? Ты просто не можешь почувствовать радость, твоя душа слишком изранена. Что-то было в твоем прошлом, я не знаю, что тебя так травмировало, поделись со мной. Ты до сих пор продолжаешь многое скрывать от меня, это так больно, ты не доверяешь мне.

Мы уже сидели в такси на заднем сиденье, и я плакала.

– Пьер, мне так плохо, на меня когда-то напали в ранней юности, с тех пор эти инфекции, спаечный процесс, из-за этого мне приходится делать ЭКО. Потом один предприниматель хотел меня убить, я была должна ему большую сумму. Он говорил, что найдет меня и будет бить палкой, пока мои кишки не вылезут через рот и через… Я спасалась от него в одном маленьком городке, там был очень древний монастырь, все такое вечное и великое. И я чувствовала себя такой маленькой и никчемной, настоящим быдлом и ничтожеством, как говорил тот человек, который охотился на меня.

– Да, в России крайне низкая культура общения, – вздохнул Пьер. – Зачем ты вспоминаешь его? Это был просто сумасшедший, больной, как и подонки, напавшие на тебя.

– Не знаю, он не помешанный, он известный, богатый человек, предприниматель. А тех ребят я плохо помню, думаю, ими руководил просто инстинкт. Я не могу простить ни их, ни его, ни женщину, разлучившую меня с мужем. Почему? Я, наверно, просто не понимаю механизм прощения. Мне никак не избавиться от ужасной, безысходной боли, которая у меня в душе. Может, не нужно пытаться забыть, а пережить, понять, научиться существовать с этим? Но, мне кажется, я не смогу и буду, как Прометей, каждый день умирать в ужасных мучениях. Может, лучше просто умереть один раз? Да и избавляет ли прощение от боли?

– Мне кажется, не избавляет, но оно спасает от злобы, которая разъедает душу. А можно ли жить без боли? Нет, такова уж судьба человечества. Простить – значит отпустить, понять, что мы все – несчастные, больные дети нашей планеты. Но как почувствовать это душой, я не знаю. Можно быть прекрасно обеспеченным и иметь большие проблемы с психикой, я же вращаюсь в кругу очень богатых людей. Ты так много придаешь значения словам какого-то урода, потому что ты сама низкого о себе мнения. А как простить тех насильников, я не знаю. Может, лучше постараться просто не думать об этом? Почему ты не ценишь себя, свою прекрасную душу и тело? Люди оскорбляют Бога, но ему от этого ни жарко и ни холодно, там, за облаками, в прекрасном золотом городе с праведниками, если верить религиозной гипотезе.

– Но ведь его убили и распяли на кресте, если верить религиозной гипотезе.

– Да, но мир от этого стал лучше, появилось христианство, проповедующее идеи гуманизма. Мир стал светлее, – задумчиво ответил Пьер.

– А ты веришь в это?

– Ну, конечно, это объективный исторический факт, что христианство оказало позитивное влияние на человечество, так же как и буддизм, и учение Конфуция. Во всех мировых религиях есть зерно истины, они проповедуют общечеловеческие ценности.

– А как же костры инквизиции, крестовые походы?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза