Читаем Увидеть весь мир в крупице песка… полностью

У нас работал поваром Александр Фёдорович Ледак – «красный командир гражданской и Отечественной войн», который каждое лето приезжал к нам из «далёкой холодной Сибири», так как был заядлым рыбаком и любителем путешествий. Он так полюбил Каратал и нас, что ежегодно задолго до летнего сезона, уже готовился к встрече с нами. В тот год он всю зиму у себя на заводе в Киселёвске мастерил лодку для рыбалки, а ранней весной отправил её в Уштобе, где мы по договорённости встретили его с лодкой, названной «Геология», на которой тотчас же решили добраться по реке до лагеря. Радостно-возбуждённые, мы втроём: Дурнев, Ледак и я – взгромоздились в неё и поплыли. Виктор, который заранее запасся вином, с удовольствием пил его, и все втроём мы любовались надвигающимся вечерним закатом. Прошло часа полтора-два, но расстояние до лагеря, как нам казалось, почти не сокращалось. Река меандрировала с запада на восток, а север, к которому мы стремились, почти не приближался. Начало темнеть. Погода портилась, стал накрапывать дождь. Холодало. Одеты мы были почти по-зимнему, на нас были свитера, брезентовые спецовочные плащи, а на ногах кирзовые сапоги. Края бортов лодки то и дело прикасались поверхности воды, которая беспокойно колыхалась, того и гляди – опрокинемся. Стало темно. Виктор был уже изрядно пьян. И тут пробудилось в нём «шестое» чувство: «Причаливай к берегу!» – резко скомандовал он Александру Фёдоровичу, и как только мы приблизились к суше, тотчас вышел на берег, прихватив с собой бутылки с вином, и пошёл сквозь заросли в сторону дороги. Мы с дедом опешили, но потом решили плыть дальше. Однако через полчаса, когда дождь усилился, мы вынуждено пристали к берегу. Закрепили лодку и стали пробираться к дороге. Звёзд не было видно, воздух был насыщен моросящим туманом. Мы прилегли на склоне бархана, но условились не засыпать и не лежать на земле больше двух-трёх минут, чтобы не простыть. Поднимались и шли, не задумываясь, в какую сторону. Поэтому на миг перепутали юг и север. А в голове моей уже зарождались строки «Баллады» геологов, которые где-то, почти как мы – только по серьёзному – пробивались к цели.


Ты помнишь,

Как на ощупь шли:

Впотьмах без звёзд

Десятки вёрст

Сквозь дождь и снег

Руду несли?

Припав

К застуженной земле,

Борясь со сном,

Ты о былом

С тоской в глазах

Поведал мне.

А помнишь,

Как однажды вдруг

Я занемог в пути

И слёг,

Не ты ль тогда

Помог мне, друг?

Нам трудный путь

Пришлось пройти,

Но дым костров

И взлёт орлов

Всегда с геологом

В пути.

Когда с тобой

Мы заодно,

Пусть наш маршрут

Не лёгок – крут,

Его пройдём мы

Всё равно.


Но если стать спиной к прибрежным зарослям, то есть к реке, то север будет по левую сторону. Так и порешили, выйдя на дорогу. И уже ложились головой только в одну сторону, то есть к северу. Хотя река меандрировала, и если быть ближе к руслу без дороги, то можно всё перепутать. А здесь спасало то, что барханы находились с востока, если ты на открытой местности. Так мы шли, и ложились отдыхать только на две-три минуты. Хорошо, что мы были в полевых плащах с капюшонами, хотя они, постепенно намокая, тяжелели. Да, было бы ужасно, если бы лодка опрокинулась, не выбрались бы мы в такой одежде из воды, тем более, что течение в Каратале быстрое.

У Дурнева действительно было «шестое» чувство, только он с нами об этом даре не обмолвился и не потребовал выйти вместе с ним из лодки на берег, ведь он был на положении старшего по должности, а значит, ответственным и за нас. Теперь я вспомнил, что он и тогда бросил, покинул Володю Попазова, оставив на берегу, хотя тот был еще без опыта выживания в полевых условиях, где люди не должны разлучаться…

Наконец, восток посветлел – началось утро, погода угомонилась и выглянуло солнце. Показалась из-за бархана какая-то палка, напоминавшая весло, а за ней появился и Дурнев. Поравнявшись с нами, он сообщил, что заночевал в кошаре с чабанами. И теперь мы уже втроём пошли по дороге в лагерь, до которого оставалось ещё не менее семи-восьми километров.

После обеда машина съездила за лодкой, которая была пришвартована к берегу и укреплена верёвкой к дереву.


…На третий день в воскресенье намечался после обеда отъезд гостей в Алма-Ату.

Шофёр Иван Филиппович с утра занялся профилактикой машины: проверял состояние «никрола» в трансмиссии и вообще двигающихся частей автомобиля. Анатолий Зубашев напоследок заходил в воду и окунался, наслаждаясь тёплыми волнами Каратала. Игорь Кочергин совершал прогулку по берегу, следя за тем, как удод порхает по веткам у знакомого дупла, а дикие фазаны перекликаются в гуще прибрежных зарослей. Вячеслав Пемуров с удручённым видом собирал по территории свои злополучные учебники, которые не удалось даже полистать. После купания Зубашев пошёл через бархан к палатке Шишкина, тот обещал достать для гостей из ямы засолённых лещей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары