Увидеть весь мир в крупице песка…

– Если уж вспоминаем незаурядных коллег-геологов и их друзей, то никак нельзя обойти стороной Крюкова Филиппа Алексеевича – оригинал, да ещё какой. Филипп, что значит по-гречески любитель лошадей, был самым странным и самым опасным человеком в нашем учреждении. Он один, можно сказать, «бдил» стоически дисциплину труда, всячески подчёркивая и делая упор на это при любом удобном случае. Это был человек, к которому, как анекдот, прирос случай из его жизни. Тогда он был молод и, надо полагать, был очень требовательным к себе и подчинённым. Однажды Филипп и шофёр ехали по пескам на машине. Ехали долго, а может, и не долго, наконец, остановились и перекусили. Шофёр достал спальный мешок и решил, видимо, капитально передохнуть, но так как Филипп был старшим, то потребовал от шофёра продолжить путь. Шофёр возразил, Филипп настаивал. И тут произошёл тот неожиданный инцидент, который теперь всплывает в буровой сфере, опережая знакомства и встречи с Филиппом.

…Шофёр хватает нож, которым только что довольно мирно вскрывал консервную банку и резал хлеб, и… бросается к Филиппу. Филипп – наутёк, шофёр за ним, Филипп ускоряет прыть, шофёр тоже. Так долго и быстро они бегают по барханам. Наконец, первый падает в изнеможении и пугливо прикрывает лицо руками. Шофёр подбегает к Филиппу, переводит дух и, протягивая нож, решительно восклицает: – На, на! Хоть зарежь, сказал не поеду, значит, не поеду!

…Сейчас Филипп уже занимает довольно солидный пост и зовётся Филиппом Алексеевичем. Он, как и прежде, пунктуален в выполнении своих обязанностей и очень обижается, если (не дай бог) его назовут не Филиппом Алексеевичем, а Алексеем Филипповичем.

Зимой каждый час его можно видеть прогуливающимся около наших окон. Он проходит туда и обратно, потом хватает с ящика белый чистый снег и ожесточённо трёт им лицо, затем быстро направляется к входной двери: « Пора, пора,– бормочет он,– уже прошло десять минут, полагающихся с каждого часа на перекур».

Филипп Алексеевич не курит, не пьёт. Холост и бодр, хотя ему уже за пятьдесят. Он любит, когда сослуживцы его приглашают на чай, и если выпьет рюмку вина, то на следующий день говорит так: «Мне понравилось Ваше вино, скажите, пожалуйста, его название, я запишу себе в книжечку» и добавляет: «И всё-таки вчера со мной было дурно».

Но женщины (ох, эти женщины!)… Одна из них говорит ему: «Филипп Алексеевич, Ваш метод подсчёта запасов подземных вод в системе нашего треста и даже шире является общепризнанным». И надо видеть, как он изгибается, как щурит глаза. А ведь, какой там «метод», какие «подсчёты запасов»?.. О, женщины! Он любит вашу лесть.

…Мы часто, сидя в конторе, проклинаем всё на свете, естественно, сильно и не очень сильно всё преувеличивая. Мы, например, говорим, что Джонсон и Голдуотер – одно и то же, и что гуманность врачей ни к чему, если у человека рак или сильный ожёг, что наши законы порой совсем не понятны. Возьмём, например, случай, когда тебе прямо при всех плюнут в лицо. Не схватишь же ты обидчика за рукав и не потащишь в милицию, когда следовало бы ему просто дать по роже. Однако тут же спохватываемся: « А вот Филипп, тот повёл бы в милицию». Стало быть, люди разные, разные есть человеки. Вот такой у нас Филипп.

28 сентября 1976г

Гурьев

Сегодня я в обиде на поэта Сергея Киселёва. Он отнял у меня вечер. Купил его сборник стихов «Возвращение» и прочёл до конца. На это ушёл вечер. Стихи определил как «вакуумные», ничего не дающие, а только отнимающие время. Ни одному слову не поверил – не берут, не трогают. Лучше не писать, чем так писать. Ещё называет себя «четырежды известным» поэтом. Белиберда. Скажу ему об этом. И «потребую» 22 копейки назад. Штрафовать надо за такие стихи – засоряют прессу. И аннотация – фальшь.

Может быть, я был в дурном настроении. Тогда надо перечитать. Чтобы не обидеть лично знакомого мне поэта.

29 сентября 1976г

Посёлк Тендык. Гурьевская ГГЭ

Я в экспедиционной гостинице. Один. Передо мной стол с закусью и начатая бутылка водки. Я уже выпил две рюмки – ни в одном глазу. Но тут меня озарила мысль: а что, если понаблюдать за собой, как действует на меня алкоголь?.. Сразу стало интересней. Наливаю третью. Через некоторое время понимаю, что наступает блаженство, да такое, когда уже и женщины отодвигаются на следующий план. « Следовательно, для женщин двух рюмок достаточно»,– решаю я.

После четвёртой я заметил, что «риска» содержимого бутылки ушла за половину. Следовательно, всего будет семь рюмок. Зато, закусывая, я налегал на рассол, и делал это, как казалось мне, более энергичнее, чем обычно. Видимо, потребность в кислотах наступила. Потянуло на сон. Расслабился. Хорошо. Но возвратились мысли о женщинах. Появился импульс кажущегося отрезвления. Захотелось «дерзать». В такой, видимо, момент появляется дерзкая решимость выйти на люди и совершить что-то невероятное, вопреки всему.

…Как будто наступило отрезвление, но это, наверное, самому так кажется.