Увидеть весь мир в крупице песка…

Н.И.:- И всегда-то ты, Чалов, норовишь быть оригинальным. Разве может добросовестное отношение к труду быть случайностью?

Чалов (раздражаясь): – Да пойми ты меня правильно. Одно дело добросовестно исполнять чью-то идею и совсем другое – свою. Разумеется, если она есть. Я творить хочу! Мне писать должно о таких вот людях, как ты, потому что чувствую к этому призвание. Вижу в этом своё назначение. Писать, пока не поздно!

Н.И.:- Извини, Виктор. Но мне тогда, после твоего неожиданного отъезда, показалось, что ты просто предал идею.

Чалов: - Это потому, что идея была не моей, а вашей.

Н.И.: - Возможно, хотя это не совсем так. Читала твои статьи. Бойко пишешь. Спасибо, помог выступлением и по поводу редких элементов: привлёк внимание специалистов и общественности.

Чалов: - Вот это для меня действительно важно. (С лёгкой иронией и в то же время с гордостью). Сейчас я рядовой корреспондент полуострова Сокровищ, и в свои 36 лет – начинающий писатель. Горжусь этим, не скрывая чувств.

Н.И.: - Однако вчера ты был хорош в кругу своих новых друзей. Нечего сказать.

Чалов (грустно): – Да, вчера я затосковал… трошки.

Н.И.: - С чего так, если не секрет?

Чалов: – Не секрет. (Серьёзно) О жене и дочке затосковал.

( Пауза.Наталья Измайловна заметно грустнеет. В её воображении знакомая мелодия и слова «Испить с тобой любви отраву хотелось сердцу моему»).

Н.И.(со скрытой надеждой): – А как с теми, которые по тебе сохнут?

Чалов (после паузы):

Когда б я мог не колебаться,

Не быть в плену слепых страстей,

Когда б я мог не спотыкаться

О ворох мелочных затей,

Когда б я мог самозабвенно

Одно любить, другое бить,

И свежих чувств ловить мгновенье,

Чтобы тотчас же их забыть!..

Но мир – сплошные парадоксы,

А я, увы, его мирок.

…Не от того ль любые ГОСТы

Мне режут горло поперёк?!..

Н.И.: - Неисправимый ловелас, самовлюблённый к тому же…

Чалов:- Нет, Наташенька, это старые вирши… Кстати, как у вас с Олегом?.. И где сын?

Н.И.: - С Олегом – никак. Говорят же, что я сильная женщина – решаю один раз. А… Андрюшка учится в институте, в Омске. (Несколько разочарованная) Ну я, пожалуй, пойду на свой самолёт. Когда будешь в наших краях, заходи в контору. Ребята будут рады встретиться с собкором полуострова Сокровищ.

Чалов (вставая): – Непременно зайду. ( Помогает Наталье Измайловне надеть плащ. И вот она у двери). Наталья Измайловна! Наташенька!

( Войтова резко оборачивается. Чалов стоит перед ней на коленях)

Прости меня… Наташа…

(Некоторое время растроганная Наталья Измайловна нежно перебирает волосы на голове Чалова. Затем, взяв себя в руки, отстраняется и со словами «Будь счастлив, Виктор» – удаляется).

Конец

Алма-ата

26.10.1976 г.

Вышли из редакции поэты Бернадский, Смирнов и с ними я. Не успели перейти проезжую часть асфальта, как увидели двух типов, которые выстроившись «в ряд» и воздев руки под козырёк, смотрели на нас, как на солнце. Поджидали. «Сельские мечтатели», – сказал Валентин Смирнов. Один увязался за нами. Звали его Миша. 52-х лет. «Самый главный его промах, – комментировал Смирнов,– это то, что он считает себя слишком умным. Работает в сельхозжурнале – «сельский мечтатель!». На нас напал смех. Валентин незаметно для Миши обхохатывал его, а когда тот встревал в разговор, Смирнов говорил: – Нет, нет, Миша, мы не о тебе». И в самом деле, Миша был смешон. Высокий, рыхлый, в очках, с каким-то странным разрезом глаз – от переносицы к бровям. «Чеховский герой». На базаре купили огурцов и, как оказалось, непросолённой капусты. Взошли в забегаловку наверх. Мы с Валентином не пили. Василий Анисимович поварчивал: «Не знаете, чем лечиться надо».