Узбекские повести

— Оставьте вы их, — сказал он своему другу. — Пускай себе живут, раз уж построили такой кишлак. Они ведь ничего нам плохого не сделали, не воздвигли на нашем пути стену, как шуркудукцы. Пожалейте несчастных, почтеннейший мулла, а нам еще надо добраться до своего Галатепе!..

Вернувшись в Галатепе, они опять увидели мрак и вонючий туман. Стало еще холоднее, чем было утром. Дрожа и проклиная судьбу, несчастные галатепинцы разбрелись по своим домам. На улице остался только один Низамбай. Назар Махдум приказал ему ехать к Хасану с подмогой, чтобы разогнать вместе туман…

Мустафа еле нашел во мраке холм и добрался до своего двора. В доме было совершенно темно. Он нащупал в кармане отсыревшие спички и после долгих усилий зажег старую керосиновую лампу. Старухи Гульсары дома не оказалось. На ее месте в углу сидела уже знакомая пери с прялкой на коленях. Мустафа на минуту растерялся.

— Уходи, — сказал он наконец. — Уходи, тебя никто сюда не звал…

— Правильно, не звал, но я сама сюда пришла.

Ее голос, приятный и молодой, сразу понравился Мустафе.

— Ваша жена ушла, сказала, что не будет делить со мной своего мужа. Ну и хорошо, теперь я буду вашей женой!..

— Ведь так нельзя, — нерешительно возразил Мустафа. — Я же совсем тебя не знаю. Потом ты из племени ангелов, а я из людского рода… Не думаю, чтобы твоя выходка понравилась аллаху…

— Я совсем непривередливая, — сказала пери. — Вот увидите, со мной вам будет легко. Я пью только молоко, больше ничего мне не надо…

Мустафа удивился, но тут же принес ей целую миску молока. Пери сделала глоток и заплакала:

— Ой, это же сырое молоко. Нет, я такое не пью, боюсь простудить горло! Я хочу кипяченого!..

— А еще говоришь, что непривередливая!.. — сказал Мустафа. — Нет, моя жена лучше, она хоть не капризничает. Стану я еще кипятить тебе молоко! А кто за скотом будет смотреть? Ты, что ли?

— Вы сперва вскипятите мне молока, — сказала пери, — а потом пойдете смотреть за своим скотом.

Мустафе волей-неволей пришлось выйти в прихожую вскипятить молоко на керосинке и принести пери. Но той опять не понравилось:

— Оно же совсем жидкое, сливки небось сами вылакали?

— Не дури, — обиделся Мустафа. — Я тебе не ребенок, сливки лакать.

— Но это не молоко, а какая-то кислая сыворотка, — захныкала она. — Может, вы принесли ее из сепараторной?

— Вот зануда! — рассердился Мустафа. — У меня самые лучшие коровы во всем Галатепе и дают самое жирное молоко!

Но пери уже не слушала его. Она ринулась в дальний угол комнаты и стала биться головой о край большого кованого сундука.

— Я согласен на все, согласен на все, скажи, что мне делать? — испугался Мустафа. — Вот несчастье-то на мою голову! Зачем же ты явилась сюда, если когда-то хотела выйти замуж за Манзара-палвана? Могла бы к нему пойти!..

— Он меня побьет, — всхлипнула пери. — Мне с вами лучше. Дайте мне немного золота, я перестану капризничать, если вы дадите мне немного золота.

— Нет у меня никакого золота, — сказал Мустафа.

— А то, что вы зарыли под навозом?

— Но ты же ангел, зачем тебе золото? — удивился Мустафа. — Что ты с ним делать-то будешь?

— Усману отдам, — сказала женщина-ангел.

— Ладно, — согласился Мустафа. — Вот за воротами куча, сама раскапывай, а мне холодно, не хочу копаться в мерзлой земле.

— А я не могу копаться в навозе, — сказала женщина-ангел. — Как вы смели предложить мне такое. Я же пери…

— Вот и раскапывай! — сказал Мустафа. — Не буду я пачкать себе руки.

— А если я разгоню туман, вы откопаете мне золото?

— Ты сперва разгони туман, а тогда я тебе все отдам.

— Нет, пока вы не раскопаете золото, туман не рассеется, — сказала пери. — Сперва надо достать золото. Оно уже ушло глубоко в землю, долго вам придется копать. А если не рассеется туман, всем вам придется бежать из Галатепе…

Туман не рассеивался еще целых три дня…

Мустафа пришел в себя только на четвертый день. Открыв глаза, он увидел над собой старушку Гульсару, увидел в ее руках мокрое полотенце и глазами дал понять: приложи его, приложи…

Старушка положила полотенце Мустафе на лоб, затем принялась гладить его виски тонкими костлявыми пальцами.

— Горите, как в огне, — сказала она.

— Нет, — еле слышно сказал Мустафа. — Не горю, мерзну…

— Усман все время сидит возле вас, — сказала Гульсара, чуть потупив глаза. — Может, с ним попрощаться хотите!..

— Разве он куда уезжает? — удивился Мустафа.

— Нет, дядя, никуда не уезжаю, — донесся откуда-то снизу голос Усмана, но тут над Мустафой появилось его усталое лицо. — Тетя думает, вам очень плохо стало…

— Это хорошо, что ты называешь ее тетей, — сказал Мустафа. — Ведь у нее никого, кроме нас с тобой, нет… Хорошо, что называешь ее тетей. Ты лучше сам раскопай золото, Усманбай, я очень замерз…

— Бредит, — сказала старушка. — О каком золоте вы говорите?

Мустафа не обратил никакого внимания на слова жены.

— Раскопай, Усман, раскопай, а то этот туман никогда не рассеется.

— Да нету никакого тумана, дядя, — сказал Усман. — Посмотрите в окно, откуда сейчас быть туману? Солнце же светит!..