– Воли Ефиму Вавиловичу не занимать, на троих хватит. Он знаете как с Сахалина сбежал? Там в самом узком месте пролива море зимой замерзает, и можно по льду на материк перейти…
– Знаю, семь верст всего от одного берега до другого.
– Точно так. И власти потому выставляют пост – солдат двадцать с ружьями. Тугаринов собрал ватагу из таких же беглых, они на этот пост напали ночью и вырезали подчистую. Потом за ними гнались до самого Николаевска, всех поймали, кроме одного Змея. Тот схоронился в стланике, четыре дня таился, не пил, не ел, нужду лежа справлял. Солдаты сильно озлились, если бы нашли, прикололи бы штыками на месте. Чуть не по голове его ходили. А он все лежал, дышал через раз.
– И как же спасся?
– Да на счастье Ефима Вавиловича, война с японцем началась, и всем стало не до него.
– Это тебе кто рассказал? Он сам?
– Нет, Вася-покойник. Он много мне историй про Тугарина сообщил, уважал его шибко. Я-то с ним вместе не сидел, из одной плошки баланду не хлебал.
– И какой ты делаешь вывод? – спросил в лоб коллежский советник.
– Такой, что может Ефим Вавилович быть в том деле набольшим, – ответил бандит. – Деловики его высоко ставят. Башка! И воля при нем, а в нашем деле воля нужна больше головы.
– Я тут одного налетчика допрашивал из банды Хотьковского. Молодой парень, но уже пропащий. Он считает Тугарина Змея выше обычных «иванов», будто бы тот даже «Иван Иваныч». Что ты на это скажешь?
Вшивкин развел руками:
– «Иван Иванычей» давно уж нет. Измельчал народ. В Москве нас всегда было много, самый подходящий город. Таких, как я, обычных «иванов», человек до тридцати наберется. Может, и больше. И Ефим Вавилович из нас самый уважаемый, это правда. Он два года обирал чугунку, как хотел. Много добра мы оттуда утащили, некоторые озолотились, и лишь сейчас у вас руки дошли порядок навести. Большая задумка, денежная. Показывает калибр Тугарина Змея, соглашусь. Мы ведь все при нем состояли: и я, и Савоська, и Зебря, и Пашка Каин, и Хотьковский с Хрипатым. Но…
Лыков насторожился: неужели он сейчас услышит что-то важное?
– Но ходили слухи, что напарник есть у Змея, который ему в железнодорожном деле помогает. Может, даже и командует.
– Тугариным командует?
– Так точно. А кличка ему Князь.
Сыщик вцепился в атамана, но ничего больше про загадочного напарника выяснить не смог. Он вернул Вшивкина в камеру. Тот еще раз попросил держать его признание в тайне ото всех. Иначе могут и прирезать… Поскольку сведения о личной жизни Тугаринова «иван» узнал от покойного приятеля, вычислить его как источник было невозможно.
Алексей Николаевич забрал все бумаги, которые отыскались в Лукоморье. История с сахарным песком его очень заинтересовала. В России была сильная сахарная промышленность. И не только на юге. В самой Первопрестольной имелись три завода: Гепнера в Хамовниках, Даниловский за Трехпрудной заставой и Московский на Серебрянической набережной. Южные сахарные магнаты – Терещенко, Харитоненко – слыли едва ли не самыми богатыми людьми в стране. Но все они специализировались именно на сахаре. А королем песка считался Лев Бродский. Другие его тоже фабриковали, но скорее как побочный продукт. А у Бродского песок был основным. После смерти своего брата Лазаря он стал председателем правления Александровского общества сахарных заводов – крупнейшего производителя в России. Почему именно его товар было велено не трогать бандитам? Самое простое объяснение – что Бродский откупается. В полицию не обратился, а счел за лучшее платить. Тогда он не признается сыщику в этой сделке, даже если приехать в Киев и спросить его в лоб. И как узнать правду?
Лыкова связывала с Киевом неприятная история. В последний год прошлого века он дознавал там одно дело и едва не погиб. Причем от рук своих коллег-полицейских, которые в сговоре с бандитами творили в городе страшные вещи[34]
. Сыщику пришлось бежать из Киева под охраной армии. Тогда в ходе дознания он познакомился с другим богатейшим киевским предпринимателем Марголиным. Алексей Николаевич оказал ему услугу, открыв миллионщику махинации банкира Меринга с его собственностью. Вдруг Марголин об этом помнит? Если приехать в Киев и упросить его вывести Бродского на откровенный разговор? Авось сыщик-бандит Асланов уже забыл свои угрозы и не захочет убивать Лыкова…