Узелок на память (Фельетоны)

Когда-то вместе с Гребешковым-Куделиным мы кончали биологический факультет. Затем наши пути разошлись. Я пошел на преподавательскую работу в десятилетку, стал учить колхозную детвору, а он пристроился рыбоводом на опытной станции. И, как видно, пришелся ко двору. Вскорости его повысили в чине. Он руководил сектором верхоплавок, защитил диссертацию, выпустил дюжину каких-то монографий, а в этом году взял творческий отпуск, чтобы сочинить справочник для сельских рыбоводов.

Встретились мы с ним совершенно неожиданно. Выхожу я как-то из лесу с корзиной грибов, а навстречу мне человек. Гляжу, фигура будто знакомая. Неужели Гребешков-Куделин, думаю? А он, оказывается, первым признал меня:

— Ты ли это, Михал Михалыч?! Каким ветром занесло тебя в наши благословенные края? — и так сжал меня в своих объятиях, что у меня кости затрещали.

— Я-то, — говорю, — тут с другом математиком угол у лесника снимаю, отпуск провожу, а вот как ты, Виктор Николаевич, очутился здесь?

А он вроде даже обиделся.

— Вот те на! Да ты, я вижу, не в курсе дела?! Ну, раз так, пошли ко мне в гости. Вон за тем изгибом реки моя дача. Посидим, чаю попьем и поболтаем. Сколько лет мы не виделись? Годков, пожалуй, десять — двенадцать наберется?

Приходим. Дачка небольшая, но уютная, с резной верандой. В садике малина поспевает, яблоки соком наливаются, пчелы жужжат над ульями. А пес сторожевой с меня глаз не сводит, готов зубами вцепиться.

— Пшел прочь, Полкан! — крикнул хозяин, и пес, виновато вильнув хвостом, скрылся в глубине сада.

Виктор Николаевич приготовил чай, поставил на стол варенье и говорит:

— Извини, что приходится самому потчевать тебя. Жена уехала к сестре во Владимир погостить денька на три, а дочь с мужем на юге отдыхают. Я в некотором роде холостяком остался. Одиночкой, так сказать. Правда, вчера мы с директором опытной станции Поплавковым кутнули маленько у меня. Он на Азовское море в командировку собирается. «Поживу, — говорит, — месяца полтора в Ейске, а потом в Сочи наведаюсь, погляжу, как там морскую ставриду в пресноводном бассейне акклиматизируют».

— Должно быть, интересная работа у вас на рыбоводной станции? — заметал я.

Мой друг как-то насторожился и очень пристально посмотрел на меня. Потом неторопливо помешал ложечкой в стакане и, понизив голос, ответил:

— Доверительно только могу рассказать тебе, но пусть это останется между нами.

Гребешков-Куделин уселся поудобнее в кресле, закурил трубку и начал с образных выражений:

— На безрыбье, как говорится, и рак рыба, а у нас на станции ни рыбы, ни раков. Ты спросишь, почему? Охотно отвечу: потому, что работаем с кандибобером. Шиворот-навыворот! Понял?

Есть у нас сектор генетики. Ну, что такое сектор, ты, наверное, знаешь. Это два кандидата, три младших научных сотрудника, лаборанты, а потом кабинеты, приборы, орудия лова, разные там снасти-мордасти. А результаты?.. Тю-тю! — присвистнул Гребешков-Куделин и щелкнул пальцами. — Не вытанцовываются!

Девять лет мусолили генетики родословную карпа. Втемяшилась им в башку чешуя — ничего другого знать не хотят. Чешуя — и баста! С этим, дескать, признаком связана древняя история карпового отродья. Мы должны, говорят, докопаться до самых глубин теоретических познаний.

И ведь докопались-таки! Всю подноготную выворотили наизнанку. Четыре сорта карпа отыскали. Новым открытием обогатили ихтиологию. Оказывается, не всякий карп имеет сюртук на плечах. Иные плавают в чем мать родила — голиком. Без единой чешуйки. Эти бесстыдники выглядят в глазах наших рыбоводов героями. За голым карпом, говорят они, большое будущее. Его скоблить не надо. Он экономичен, у него коэффициент отдачи высокий. Вынул из пруда — и ать! — на сковородку. Жарься!

Монографию о нем сочинили. Вон она, на полке. Возьми-ка, полистай! Страниц четыреста накатали. Любят у нас козырнуть эрудицией!

Я взял пухлый том в ледериновом переплете и начал листать. У меня в глазах зарябило. Книга от корки до корки начинена цифирью.

— Скучища смертельная! — пояснил Гребешков-Куделин. — Если эту книгу почитать карпам на слух, они богу душу отдадут. Не вынесут!

— А вы бы обсудили ее, прежде чем печатать.

— Ого, думаешь не обсуждали? Замдиректора по науке в восторге от нее. Говорит, «Монография голого карпа» станет настольной книгой всякого заядлого рыболова…

— Не все же у вас такие, как генетики! — перебил я своего друга.

— Да как тебе сказать? — задумался он. — Конечно, не все. Есть у нас замечательные работники. Они то и дело в колхозы наведываются, помогают сельским рыбоводам создавать образцовые водоемы… Да ты бери варенье, не стесняйся, у меня этого добра полна кладовая.

Я добавлял варенья, пил чай, не торопясь, и слушал презабавный рассказ Гребешкова-Куделина.

— Вот ты говоришь не все такие. А позволь доложить тебе о заведующем сектором акклиматизации Лыкове. Умора!

Разузнал однажды Лыков, что в Амуре толстолобик водится. Рыбка с таким игривым названием. Дальневосточная. «А подать сюда толстолобика! — бросил он распоряжение завхозу. — Мы ему покажем кузькину мать в нашем среднерусском климате!»