— Как же! В райисполкоме встречались. То ли в сорок пятом, то ли в сорок шестом… Аким Петрович демонстрировал тогда районному активу ваше ремесло… Ну и шлейка ж была! Бляхи, махровые кисти! А седелки, а хомуты, а уздечки!.. Помните, Аким Петрович сказал: «Вот это — доподлинное искусство! Другого такого шорника не только в нашем районе, а, пожалуй, в области не сыщешь!»
— Был шорник, да весь вышел… Укатали сивку круты горки.
— Как так?
— А вот так: мастерил сбрую, а теперь бидонами побрякиваю.
— Неужто разжаловали?
— Долго рассказывать… Вы случайно не к нам направляетесь?
— К вам. У меня путевка от райкома — лекцию прочитать…
Едва Яков Федорович шевельнул вожжами, как резвый саврасый конь вынес розвальни на полевую дорогу.
Запахнув полы тулупа, лектор вернулся к прерванному разговору.
— Кто ж теперь у вас шорными делами занимается?
— Фактически никто.
— Сырье, что ли, перевелось?
— Какое там перевелось! Этого добра у нас сколько угодно. Причина другая: шорничество в поминанье записали. Сидел, шил хомуты, седёлки, а в правлении — ноль внимания. Водовозу, и тому больше начисляли в трудовую книжку. Говорят: «Отжила свой век твоя профессия, Федорыч!» Оттого и молодежь силком не затянешь учиться шорницкому делу…
У Коровьего лога повстречался обоз — подвод десять.
— Далече, Кузьмич, путь держите? — окликнул Яков Федорович старика, сидевшего в первых санях…
— Обменное зерно везем. Разнарядку получили на элиту, — отозвался тот. — Ты, Федорыч, поспешай! Яшка сбрую ждет: в Сергеево займище собрался…
— Выходит, — сказал лектор, — у вас один хомут на две лошади?
— Пожалуй, так оно и получается. Смекайте: лошадей — сто пятьдесят одна, хомутов — шестьдесят, а уздечек и того меньше… Старший конюх вывесил в сбруйной расписание, в какой день недели кого запрягать… Вот, положим, Саврасый… Его я закладываю по вторникам и пятницам. На Кауром езжу в понедельники и четверги. Среда — Машкин день…
— Ужель обедняли, упряжки не на что купить?
— Мы-то обедняли? О-го! Каждый год в банк откладываем сотни тысяч. Машинами, племенным скотом обзавелись. Общественные постройки ставим, сад заложили… А вот сбрую, поди, купи ее! Райпромкомбинат не то что хомута — супони не делает! А мог бы! Разве мастера перевелись?! Или сырья нехватка?! Безрукость, да и только… Подавали заявку на пятьдесят комплектов сбруи в райпотребсоюз. С горем пополам выхлопотали три пары гужей да пятеро вожжей… Снарядили завхоза в область. Зашел он к Бузину — слыхали, наверно, — начальник облместпрома. Спрашивает: «Иван Федотыч! По какой-такой причине в Сибири перестали хомуты шить?» Тот ему отвечает: «Шить шьем. Но сами, мол, должны понимать: конепоголовье растет, отсюда и трудности. А самое главное не в этом! Ситуация теперь иная… Комбайны, бульдозеры, скреперы, самосвалы, экскаваторы!.. И к сбруе со стороны облисполкома внимание ослаблено».
— Значит, в посевную половина лошадей будет отстаиваться на конюшне? И все из-за хомутов?!
— Хомуты — одна сторона. Запрягать-то не во что… Телег в колхозе — сорок, а уж по крайней нужде надобна сотня… Семитонный грузовик легче купить, чем обыкновенную повозку. А без нее в хозяйстве никак не обойтись: на чем подвезешь к трактору бочонок воды по взмету? Да разве мало таких дел?! Летошний год рассыпалась бричка — за новой пришлось в Омск ехать. Полторы тысячи верст в один конец!.. А ближе не найдешь!..
— Как не найдешь? До области-то ближе?
— Понятно, что ближе. Не раз бывали. Доходили до самого Виталия Спиридоныча… Знаете его? Заместитель председателя облисполкома по части местной промышленности. У него и обозные и шорницкие мастерские как на ладони.
— И как же реагировал Виталий Спиридоныч?
— Да как? Сначала развел руками, потом взял сводку, поглядел и сказал: «В истекшем году местная промышленность действительно работала худо — выполнила план по телегам на тридцать процентов. Ныне за январь и февраль дано восемь процентов к плану. Если эти темпы мы закрепим, то к концу года будем иметь сорок восемь процентов! Следовательно, производство транспортных средств в сравнении с прошлым годом возрастет в полтора раза!»
Шорник усмехнулся, сдвинул треух на затылок и заключил:
— С такими процентами нашим коням еще пять лет ходить без упряжки…
За березовой рощей начиналось село. По улице во весь опор скакало пар шесть верховых. Когда всадники поравнялись с розвальнями, лектор от изумления раскрыл рот. На лихих конях восседали парнишки лет по десяти — двенадцати… И, что самое удивительное, ни на одном коне не было уздечки. Передний наездник, как видно, самый отчаянный, обратал коня мочальным недоуздком. Остальные, доверившись воле лошадей, оберучь держались за гриву…
— Что за кавалерия? — оторопело проговорил лектор.
— Это наши хлопчики лошадей проминают… Не то застоятся. Проминку опять же старший конюх придумал. Возвращаются ребята из школы и прямым ходом на конный двор! Покатаются часок, а потом — обедать и за уроки.
— А почему бы вам, Яков Федорович, по вопросу сбруи не обратиться в совнархоз?