Узелок на память (Фельетоны)

— Это вы о каком совнархозе?.. О нашем?.. Как же, обращались!.. Только нас и слушать не хотят. Писали в соседний совнархоз. Оттуда ответили. Доподлинно помню каждое слово: «Ридикюли, перчатки, чемоданы перевели на конвейер. По этим статьям идем хорошо. Что касается заминки с шорными изделиями, то вина не наша. Вопрос упирается в удила, колечки и пряжки». А ведь металла для этой фурнитуры требуется пустяк. И наряды, говорят, имеются. Но поставщики подводят… Придется в ВСНХ обратиться. Так, мол, и так, дорогие товарищи!

— Все это так, Яков Федорович, — сказал лектор, вылезая из саней. — Ну, а сам колхоз-то может что-нибудь делать?

— Вот те раз! Я же давно толкую о том. Дай мне двух-трех сподручных парней да поставь учет труда, как следует быть, и сбруйная заполнится хомутами, седелками…

…На утро следующего дня Яков Федорович заложил в сани согласно расписанию кобылицу Машку и предупредил лектора:

— Усаживайтесь покрепче, а то рванет — не удержишься! Стосковалась по упряжке, сердешная!

Н. Воробьев

Лесная быль

Собиралась гроза…

Душно и мрачно было ночью в глухом лесу. Густо пахло грибами и прелыми листьями. Где-то в чащобе надрывно ухал филин.

Но вот забрезжил рассвет. Тучи рассеялись, с гор повеяло прохладой, и лес встрепенулся, заговорил с ветром шумно и многоголосо. Лесные великаны покачивали вершинами и на разные лады толковали о событиях минувшей ночи.

— Слышала новость, соседка? — обратилась стройная красавица ель к кудлатой вековой сосне. — Говорят, в лесу дровосеки объявились. Скоро щепки, щепки полетят.

— Поживем — увидим, — уклончиво ответила старуха и заскрипела на ветру.

Жидкие осины, стоявшие купой у овражка, подслушали, о чем рассказывала елка, и зашептались, понесли весть по всему лесу: «Щепки, щепки, щепки полетят».

— Кш, ветреные! — крякнул дуб и сурово погрозил им корявой веткой. — Чего зря листьями треплете?! Хотите правду ведать, так слушайте!

Деревья приутихли, угомонились. Кому больше знать, как не ему, патриарху леса! Лет триста, поди, прожил он на белом свете, а может, и все пятьсот — кто считал?! А тут еще контора леспромхоза приютилась под его сенью. Старик все видит, чем занимаются люди в том заведении.

— Так вот, — начал дуб неторопливо. — Видал кто-либо из вас ночью огоньки в конторе? А?.. Видали, говорите? Это Кудряшов светил, до зари сочинял сводку. Уж он вертел ее и так и этак. Проставит цифру, полюбуется, а потом берет резинку, стирает и ставит новую, побольше.

— Какой такой Кудряшов? — зашумели сосны.

— Как, то есть, какой?! — удивился дуб-рассказчик. — Кудряшов Дмитрий Степанович, директор Машинского леспромхоза… Не перебивайте, слушайте дальше. Смастерил Кудряшов липу, обвязал бечевкой и отправил с нарочным в область.

— Бедная тетя липа! — пролепетала молоденькая белокурая березка. — Жалко ее…

Дуб недовольно шевельнул листвой:

— Глупышка, встреваешь в разговор старших, а того не разумеешь, что не о липе-древе идет речь. Грамота такая есть… Которая… Ну, как бы вам сказать? Вот ты стоишь тут и лепечешь, и я стою, и сосны вон скрипят, и осинки с елками живут-поживают в свое удовольствие, а в грамоте мы уже дровами значимся. Короче говоря, написано пером, но не нарублено топором.

— Плохой дядя Кудряшов, обманывает, — заключила березка.

— Тс-с! — предупредил дуб. — Нельзя так говорить о взрослых. Услышит Дмитрий Степанович, обидится.

Высокий и подтянутый клен скептически заметил:

— Слова, только слова. Ты факты нам вынь да положь!

— Извольте! — с готовностью отозвался дуб. — К этому и разговор клоню. Отправил однажды Кудряшов Машинскому лесохимическому заводу послание. Так, мол, и так, уважаемые, сплавил я вам по речке Синяге сто сорок тысяч кубометров дров. Встречайте и вылавливайте на здоровье, а денежки переведите нам на текущий счет. Те расплатились, как положено, пришли на берег, выловили поленья, обмерили — еле-еле сто тысяч кубов набралось. «Братцы-лесорубы, где же остальные сорок тысяч кубов? Не обмишурились вы случайно в подсчетах?» Эх, как взъерепенился тогда Дмитрий Степанович! Рвал и метал!

— И попался голубчик? — предположительно вставила рябина.

— Нет, выкрутился! — глухо проронил дуб. — Инструкция Лесосбыта выручила. Мудреная такая бумажка… Не понимаете? Поясню на примере…

Допустим, я, дуб, поставщик, а она, рябина, потребитель. Живет рябина, не знает печали. И вдруг ей понадобились дрова. «Хорошо, — говорю я, — топливо у тебя будет». Сплавляю ей пять кубометров, а в грамоте проставляю восемь. И тут же оговариваю: «Ты, рябина, должна выловить восемь кубов точно в такой-то срок». Приходит она в запань, встречает мои поленья и начинает ловить. Ну, сами понимаете, сиди она на берегу хоть целый век, а больше пяти кубов не выудит.

— Грубая работа, дуб! — возмутились хвойные. — Зачем же так безбожно обманывать?!