Уж замуж невтерпеж

У него был длинный, с горбинкой нос, веселые, наглые, но при этом жесткие глаза. Волосы сзади стянуты в дурацкий хвост. Это был отвратительный тип, но такие нравятся женщинам. Ни одна баба не посмела бы сказать ему: «Посмотри на меня, Виль! А теперь найди зеркало, и посмотри на себя». Если бы я увидела его при других обстоятельствах, сразу бы поняла: это он, мужик из сна. Веселый, добрый, щедрый. А теперь поняла другое: у подсознания злые шутки. Оно ловит сигналы из космоса, подсказывает, предупреждает, но действительность – очень кривое зеркало.

На нем был серый френч, длиной почти до колена, с шлицей сзади, с воротником стойкой и металлическими пуговицами, верхняя из которых была оторвана с мясом. Этот странный прикид напоминал театральный костюм, в котором играют диктатора. Виль вертел в руке дамский браунинг и никто бы не мог усомниться в том, что нажать на курок для него плевое дело.

Виль – главный в этом спектакле, он его режиссер. Виктор оказался разменной монетой, все оказались разменной монетой, может быть, даже Кира. Его именем названа фирма, значит, не Виктор, не Кира, а он замышлял каким-то чудовищным образом заполучить балашовские деньги. Каким? Какая бумага ему нужна? Из-за нее он не уходит из дома, из-за нее он готов убивать еще и еще. Думать было трудно. Мозги, побывавшие под прицелом, отказывались работать. Напротив меня сидел Балашов, положив огромные руки на стол. В его глазах я читала: «Не бойся, я придумаю что-нибудь, только не бойся!»

Больше всего на свете я боялась, что он опять что-нибудь придумает.

– Ты, толстый, правильно сделал, что спровадил охрану! – усмехнулся Виль. – И как ты допер, что шум поднимать не стоит?

– Допер, – хмуро сказал Балашов, сжимая руки так, что пальцы побелели.

– Я знал, что у тебя кончились патроны! – Виль довольно заржал. – Я считал выстрелы в доме! Я всегда все просчитываю, поэтому у меня все получается! А еще я фартовый, правда, Мырка?! Я фартовый, я кайфовый!

Виль встал и заходил по комнате. Двигался он бесшумно и стремительно, как дикий зверь на охоте. Неудивительно, что мы с Балашовым не обнаружили его, потому что по сравнению с ним передвигались как парочка нерасторопных уток, ищущих, где бы поплюхаться.

Он электрик, поэтому так легко баловался со светом, наводя на нас ужас. Он приходящая прислуга, поэтому его все знали – Иван Палыч, Сеня, Вадик, Виктор, который часто бывал в этом доме. Не знал только Балашов, и в этом нет ничего странного: он не помнит даже, есть ли фонари перед его домом. Что за бумагу требует Виль? Зачем Балашов сделал вид, что знает? Он не знает, я вижу, как побелели его пальцы, как почернели глаза. Он просто под любым предлогом хочет выманить его из гостиной, он надеется, что-нибудь придумать. А что тут можно придумать, кроме одного: попытаться задушить электрика голыми руками.

– Пойдем вниз, – сказал Балашов. – Женщины останутся тут, а мы пойдем и откроем сейф в кабинете.

– Вообще-то я здесь командую, разве ты не заметил? – Виль встал напротив меня и, прищурив один глаз, прицелился мне в лоб.

– Заметил, – быстро согласился Балашов. – Что ты предлагаешь?

– А здорово я урыл вас в подвале? Представляю как вы там пересрались. Я всегда удивлялся, какой идиот придумал выключатель снаружи, да еще и щеколду! Если бы эта шкидла не выползла в окно, я бы вас там подопрашивал голосом привидения! – Он засмеялся, закинув голову назад, показывая безупречно-белозубую пасть.

– Ты очень хорошо все придумал, – вежливо произнес Балашов. – Просто отлично. Мы здорово перепугались. – Кажется, он взял на вооружение хорошо известный совет ни в чем не перечить шизикам и во всем с ними соглашаться. – А что ты предлагаешь делать сейчас?

Виль подошел к елке, рукой отломил приличный кусок торта и запихал его в рот. Потом он вытер руку о серые штаны, оставив на них белые следы от безе.

– Видишь, толстый, ты спрашиваешь у меня, Виля, что мы будем делать. Ты правильно делаешь. Потому что делать будем так, как я скажу. – Он снова отломил кусок торта, снова запихал его в рот, и снова вытер руку о штаны.

– Я никогда не могу наесться сладкого, – сказал он с набитым ртом. – Никогда. Когда я был маленьким, меня хотела усыновить из детдома парочка жирных уродов. Они меня брали домой на выходные и били по рукам, когда я тянулся за вторым куском сахара. Когда я спрашивал, почему нельзя, они отвечали: «Вредно. И дорого стоит». Они потом раздумали меня усыновлять, наверное, решили, что такого не прокормишь. Тогда я решил, что когда у меня будут настоящие деньги, я ни в чем не буду себе отказывать. Ты не представляешь, толстый, как это символично, что здесь стоит этот торт величиной с бочку! – Он снова руками отломил большой кусок безе.

– Заткнись, Виль, – раздраженно сказала Кира. – Им ни к чему твои излияния. У нас куча проблем, гора трупов, и нет самого главного – бумаги. – Она глазами пошарила по столу, остановила взгляд на бутылке водки, и плеснула себе на дно рюмки. – У нас мало времени. Скоро утро.