Уж замуж невтерпеж

– Скоро, – жуя, согласился Виль. – Мы все успеем, все уладим, не бойся, Кирка! Эконома и Сеню убил этот, – он пальцем ткнул в спящего с красным кляпом во рту Мороза. – Я натолкаю ему в карманы твоих брюликов и суну в руку свой ножик. Скажут, наркоша прикинулся Дедом Морозом и пошел бомбить богатых. С Витей... Витю у нас Балашов застрелил в приступе ревности, в состоянии аффекта! Дадут немного, года три. Оружие из его коллекции, пальцы он свои оставит, и ничего отрицать не будет, правда, толстый?! За это я оставлю тебя живым, за это ты будешь живым потом, когда все кончится.

– А с этой что? – Кира кивнула на меня. Новая порция спиртного уже добралась до ее мозгов, испуг и растерянность испарились с холеного лица, глаза заблестели. Кажется, ей все это снова нравилось.

– А с этой... посмотрим. Кстати, почему на ней твои брюлики?

– Сперла в моей спальне. Так же, как и костюм.

– Ну и отлично, пусть будет подругой деда Мороза, грабительницей. Тем более, что она начинка из торта – отличный способ проникнуть в богатый дом! Кстати, тебе ее можно пристрелить в процессе самообороны! Ты, толстый, сейчас назовешь код сейфа, Кирка спустится и достанет бумагу. А мы подождем здесь. И не вздумай свалить! – Он снова прищурил глаз и прицелился мне в лоб.

– Без меня сейф никто не откроет, – тихо сказал Балашов. Он все еще надеялся повести игру по своим правилам. – Никто не откроет. Даже зная код, замок нужно открывать определенным образом.

– Это правда, Кирка? – спросил Виль, засовывая в рот очередной кусок торта.

Теперь я знаю, самые страшные люди на свете – те, кто в детстве не наелся сладкого. Еще я знаю, что он забыл про мои карманы, а там болтается большой пугач неизвестной породы – благо, Кирины брюки мне велики и он не сильно выпирает. Но я не знаю, заряжен ли он, не знаю толком, как им пользоваться, а веселить эту парочку еще одним холостым выстрелом очень не хочется. Совсем не хочется.

– Правда, – кивнула Кира. – Единственное, что в этом доме приличное – это сейфы.

– Так ты скажи, толстый, как сейф открывать, она и откроет!

– Она не откроет, – глядя Вилю в глаза, почти по слогам произнес Балашов. – Женские руки с этим замком не справятся.

– Не справятся?! – Виль почти поверил и почти сдался.

– Господа! – бодро воскликнула я. Мне осточертело быть мухой на мушке, ожидающей пулю в висок или между лопаток. – А чего нам терять?! Раз пошла такая пьянка, пойдемте в кабинет все вместе! Все под контролем, все у всех на виду!

– А чего, пойдемте! – гоготнул Виль с набитым ртом.

Я увидела как в глазах Балашова метнулись испуг-недоумение-гнев. Он приложил столько терпения, чтобы мягко убедить Виля остаться с ним один на один, а я разрушила все одним взмахом глупого женского языка. Но я была довольна.

Почему я должна оставаться с Кирой наедине? Я, конечно, справлюсь с этим цветочком, тем более, что цветочек сильно навеселе, но я совсем не уверена, что Балашов справится с этим уродом, которого в детстве сильно недокормили сахаром. Прежде чем броситься на него, Балашов надолго задумается над тем, что у урода было слишком тяжелое детство.

– К сейфу мы пойдем вдвоем! – отчеканил басом Балашов.

– К сейфу мы пойдем вместе, – пропела я.

– Кирка, можешь остаться! – распорядился Виль, вытирая руки в безе о штаны.

– Нет!!! – заорала Кирка, подскочив на пьяных ногах.

– Как хочешь, – согласился урод, подошел ко мне сзади и ткнул дулом в спину.

– Ты идешь первым, толстый! Если дернешься, я продырявлю ей спину. Или чердак. Как получится. Пошли.

Кажется, у Балашова дрожали руки, когда он открывал дверь.

* * *

Зачем я вытащила всех из гостиной? Не знаю. Нет – знаю. Меняю мизансцену, меняю, меняю... Разговорчики в гостиной достали, никакой динамики. Мороз веселил болтовней, но у него во рту красный кляп. А так – фактор неожиданности, элемент внезапности! Правда, не уверена, что у Балашова есть преимущества в быстроте реакции.

Коридор. Я опять подумала, что коридор в этом доме мог бы быть и пошикарнее. Балашов – аскет, ему наплевать на уют. Наверное, Кира не так уж на него и влияла. Вот если бы Эля попросила..., в коридорах бы били фонтаны и росли тропические пальмы. А так – Эле хватает, и ему хватает. Странные мысли лезут в голову под дулом пистолета. Наверное, нужно почитать молитву, но я ни одной не знаю.

Лестница. Я вижу перед собой широкую спину Балашова. Он идет ни быстро, ни медленно – тяжело. Я не знаю, что у него на уме. Я не знаю, на что он рассчитывает.

Виль схватил меня за плечо крепкой, нервной, липко-сладкой ручонкой.

Рубильник. И дверца открыта! После того как я врубила свет и стала заложницей, ее никто не закрыл. Если Балашов дернет рубильник вниз, я успею упасть, а если стрелять не в упор, то у игрушки убойной силы никакой.