Сторож, гревший себе руки у печки, покачал отрицательно головой. Но жена его вышла из другой комнаты и спросила, в чем дело. Жавель сразу увидел, что она если не услужливее, то, по крайней мере, любопытнее, и повторил:
– Мне нужно журналиста, Онисима Коша. Мне сказали, что он здесь живет. Это, вероятно, ошибка, но не могли бы вы…
Муж пожал плечами, но жена подошла ближе:
– Как, ты забыл?
И, обращаясь к инспектору, она прибавила:
– У нас нет такого квартиранта, но тут жил журналист, съехавший полгода тому назад; после этого почтальон несколько раз по ошибке приносил сюда письма на имя того мосье, которого вы назвали…
И обернулась к своему мужу:
– Вспомни. Месяц тому назад пришло еще одно письмо. Справьтесь-ка в номере 16 или 18…
Жавель извинился за беспокойство, поблагодарил и, выйдя на улицу, дал волю своему восторгу, произнеся почти громко:
– Победа! Победа! Он не уйдет от меня!
Какой-то мосье, которого он чуть не сбил с ног, посмотрел на него и проворчал:
– Он, кажется, сошел с ума!
Но Жавель был так доволен собой, что даже не расслышал этого. Он поспешно вошел в дом номер 16 и спросил:
– Господин Кош есть?
– Его нет дома.
– Можете мне сказать, когда он вернется?
– Нет. Он, верно, поехал путешествовать.
– Черт возьми, – проворчал Жавель, – как это неприятно… Так, значит, вы знаете, когда он приедет обратно?
– Нет. Оставьте записку. Он получит ее вместе с письмами, которые ожидают его уже три дня.
– Три дня! – соображал Жавель. – Уж не напал ли я случайно на верный след?
И он прибавил, как бы говоря с самим собой:
– Оставить ему записку? Гм…
Потом, подумав, что можно, вероятно, собрать кое-какие сведения и что, возможно, жена швейцара доверчивее отнесется к мосье, сидящему и пишущему письмо в ее комнате, чем к посетителю, стоящему у входной двери, он сказал:
– Благодарю вас, я охотно напишу два слова, если это вас не обеспокоит.
– Нисколько. Присядьте. У вас есть чем писать?
– Нет, – ответил он.
Когда ему принесли перо, чернила и бумагу, он сел к столу и начал писать запутанное письмо, с просьбой о помощи, выдавая себя за бедного журналиста, не имеющего занятий и погибающего от голода.
Дойдя до конца страницы, он остановился, взял за угол лист бумаги и помахал им в воздухе, чтобы просушить.
– Не дать ли вам промокательную бумагу? – спросила жена швейцара.
– Право, мне совестно…
– Ничего не значит… А конверт?
– Да, пожалуйста…
Просушивая свой лист, Жавель спросил:
– Мосье Кош не предупредил вас о своем путешествии?
– Нет. Женщина, присматривающая за его хозяйством, пришла третьего дня по обыкновению; она ничего не знала и обратилась, как и вы, с расспросами ко мне. Она приходит каждое утро и убирает квартиру, но и она не имеет сведений… Это удивительно, так как обыкновенно, когда он уезжал куда-нибудь, он всегда говорил мне:
– Мадам Изабелла, я уезжаю на столько-то дней. Я вернусь в понедельник или во вторник… Наконец, он говорил все, что следует отвечать, если будут его спрашивать…
Жавель слушал с пером в руках. В его глазах отъезд Коша все более и более принимал вид бегства, а взяв во внимание необыкновенное совпадение номеров 22 и 16, он не мог не связать мысленно это исчезновение с преступлением на бульваре Ланн.
Мадам Изабелла продолжала рассказ, расхваливая правильный образ жизни Коша, называя часы, в которые он уходил из дома и возвращался домой. Но в данную минуту все это не имело значения. В одном месте рассказа полицейский, однако, насторожился:
– В последний раз, что он ночевал здесь, – говорила она, – он вернулся около двух часов ночи, как обыкновенно. Ночью трудно узнать голос, но я хорошо знаю его манеру закрывать дверь: очень осторожно, не стуча. Другие хлопают ею, так что всех перебудят. В пять часов утра кто-то пришел к нему, но оставался недолго, минут пять, не более, а вскоре после его ухода и сам мосье Кош вышел из дома. Верно, у него заболел кто-нибудь из родных, и его вызвали. У него есть отец и мать в провинции.
«Возможно, – подумал инспектор. – Но только возможно. Это было бы слишком странное совпадение…»
Он докончил письмо, подписал первым попавшимся именем и запечатал конверт. Он узнал от жены швейцара все, что можно было, дальше она была ему бесполезна. Может быть, прислуга Коша даст более подробные сведения?..
Он встал.
– Будьте любезны отдать мосье Кошу это письмо. Так как мое дело очень спешное, то я зайду завтра утром, часов около девяти. Может быть, он к этому времени вернется…
– Отлично. Во всяком случае, вы увидите его прислугу.