Ужас

День прошел однообразно и для полиции, и для Коша. Это дело, с каждым часом завладевавшее все больше вниманием публики, не двигалось с места. Ничего не было известно, кроме имени жертвы. Соседние лавочники припомнили, что к ним заходил маленький старичок, тихий, не болтливый, не имевший, по-видимому, ни родных, ни друзей. Он уже несколько лет жил там, редко выходя из дома, еще реже разговаривая с кем-нибудь и почти не получал писем. Почтальон не помнил, когда он заходил к нему.

Что касается Онисима Коша, то он ждал у моря погоды и нервничал. Ему хотелось одновременно и ускорить события и задержать их неизбежный ход. Он начинал, наконец, отдавать себе отчет в страшных осложнениях, которые сам внес в свою жизнь, и меньше надеяться на блестящие результаты своего предприятия. В настоящую минуту он жил кочевой жизнью, не решаясь нигде долго останавливаться, не имея возможности узнать что-нибудь, терзаясь непреодолимым желанием вновь увидеть место преступления, как настоящий преступник…

– Это совсем не было бы так глупо, – подумал он. – Наверное, в толпе, снующей вокруг дома на бульваре Ланн, находится столько переодетых полицейских, сколько возле гостиниц уличных девиц. Меня многие знают. «Солнце» со своими таинственными статьями очень не по душе полиции, и за мной, наверное, начнут следить… Тогда дело пойдет быстрыми шагами.

Но его страшила одна мысль – о неизбежном столкновении с полицией.

Полное одиночество, в котором он находился в течение двух последних дней, лишило его энергии и «подъема», делавших его – когда дело его интересовало – неподражаемым репортером. Он нуждался во влиянии среды, в опьянении словами, спорами, борьбой, в непрерывной кипучей деятельности; лишенный всего этого, он чувствовал себя слабым, нерешительным.

Около пяти часов Кош зашел на телефонную станцию и попросил соединить его с «Солнцем». Ему ответили, что «Солнце» занято. Он подождал минутку и позвонил опять. Линия была переполнена. До него долетали обрывки фраз, прерываемые резкими голосами телефонисток, передающих друг другу номера. И вдруг посреди всего этого шума, всей этой мешанины, он выделил голос, спрашивавший:

– Газета «Солнце»? Он запротестовал:

– Извините, милостивый государь, но я раньше вас вызывал…

– Очень жаль, но меня первого соединили. Алло, «Солнце»?..

– Что за нахальство! Алло, барышня? Послышался смех.

Кош взбесился.

– Алло, барышня, нас обоих соединили…

– Я слышу. Это не моя вина. Отойдите.

– Ни за что! Я жду уже битых четверть часа, мне это надоело. Соедините меня…

Но он не докончил фразы и начал прислушиваться. До него начали долетать вопросы и ответы. Шум на линии внезапно затих, и он мог свободно следить за разговором.

Голос, только что слышанный им, говорил:

– Вот досада! В котором же часу он обыкновенно приходит?

Другой голос, в котором он сразу узнал секретаря редакции, отвечал ему:

– Около половины пятого или около пяти. Но напрасно вы рассчитываете…

– Как это неприятно, – продолжал первый голос. – Не знаете ли, где можно его найти?

«Где я слышал этот голос?» – подумал Кош.

– Не могу вам сказать, – послышался снова ответ Авио.

– Но, наконец, придет же он вечером? Будьте так добры, попросите его зайти ко мне. Важное сообщение…

– К сожалению, невозможно. Он уехал, и я совершенно не знаю…

«Однако!» – насторожился Кош, прижимая сильнее ухо к телефонной трубке.

– Но когда же он вернется? – спрашивал голос.

– Право, не знаю. Может быть, его отсутствие продолжится, а может быть, он вернется скоро…

– Но все же он в Париже?

– Ничего не могу вам ответить. Очень сожалею…

«Да ведь это обо мне говорят, – подумал Кош, прислушиваясь все с большим вниманием. – И этот голос, этот голос…»

– Не разъединяйте, пожалуйста, мы говорим! – закричал Авио.

И Кош, страшно заинтересованный, тоже машинально закричал: «Мы говорим!..» Но тотчас прикусил губу. Счастливый случай позволил ему услышать разговор, относящийся, может быть, к нему. Было бы сумасшествием прервать его неловким восклицанием. Но телефонистка, по счастью, не слышала его обращения. Разговор продолжался:

– Во всяком случае, – говорил незнакомый голос, – вы можете сообщить мне его адрес?

– Конечно.

– И есть надежда застать его дома?

– Черт возьми! – прошептал Кош. – Я не ошибся. Это пристав!

Легкая дрожь пробежала по его телу. Пальцы его судорожно сжали телефонную трубку, и Кош почувствовал, что холодеет. Для чего приставу так настоятельно хотелось увидеть его, узнать его адрес? Он не решился даже мысленно докончить фразы, но грозные слова встали перед ним с поразительной силой и ясностью: «Меня хотят арестовать».

Обратный путь был ему отрезан. Он зашел уже слишком далеко, чтобы возможно было даже минутное колебание.

Три дня прошли с такой головокружительной быстротой, что он не заметил хода времени, и ему показалось, что он в одну секунду был пойман в ловушку. У него мелькнула надежда, что секретарь не ответит; ему хотелось закричать:

– Молчите, не говорите моего адреса!