«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Умаляя масштабы своих насилий, протагонист и его реальные «подражатели» Тимоти Маквей, Андерс Брейвик, Абу Бакр аль-Багдади, Махмуд Абухалима и многие другие расчетливые, но отчаявшиеся люди тщились восстановить необходимые социальные предпосылки сексуальной и духовной полноценности – конечно, как понимали их они сами. Их риторика мужественности – мантры, в которых они смешивают грубую маскулинность и святошеское благочестие, чтобы вернуть себе утраченную идентичность и разъехавшийся по швам мир. Зачастую это не одиночки, а наспех сколоченные армии озабоченных борцов за веру. Что у этих общих движений ковбоемонахов общего – так это что они сплошь состоят из молодых парней, враждебных к любым институтам религиозных националистов, расистов и сексистов, эмоционально повязанных только с другими мужчинами и склонными кидать бомбы. В современном мире их маргинальность переживается как своего рода сексуальное отчаяние, которое и ведет к насильственным актам символического усиления. Это было бы почти трогательно – не будь столь опасно.

Битва за Царствие Божие

Этот концептуальный сдвиг от переживания утраты личной целостности и половой силы к направленному на властей предержащих гневу может быть характерно мужской чертой. В конечном счете, поскольку чувство идентичности у мужчин сильно обусловлено их ролью в обществе, они куда болезненнее женщин переживают, когда общественный порядок не функционирует должным образом. Как показали проведенные в ходе президентских выборов 2016 года опросы, мужчины чаще, чем женщины, думают, что страна пошла по кривой дорожке, и винят в этом политических лидеров. В ходе политического скандала в 1998 году, когда президента США Билла Клинтона публично шельмовали за интрижку с практиканткой Белого дома, американцы, согласно опросам, чувствовали себя обманутыми действиями главы страны намного больше американок.

Исходя из этого, вполне понятно, что эти мужчины могут обратить свою ярость против государства. После убийства врача и его сопровождающего Пол Хилл говорил, что «сбросил бремя государственной тирании», а в предшествующие этому событию недели его якобы гнело «тяжелое чувство несвободы». Поэтому его поступок, принесший ему «глубокую радость и душевный покой», целил не только во врача-«абортника», но и в правительство, которое несло, по его мнению, ответственность за работу абортариев и его собственное чувство униженности[584].

Вполне понятно и то, что когда государственные власти дискредитированы, люди начинают искать альтернативные источники авторитета. В ситуации, когда общественная мораль якобы в полном упадке, лидеры развращены до предела и даже законы более не имеют под собой надежного этического основания, человек может обратиться к единственному легко доступному источнику авторитета: напрямую довериться уважаемому лицу. Это как бы переворачивание того, что Эрик Эриксон описывал как «базовое доверие»: ощущение уверенности в себе, проистекающее из крепких личных взаимоотношений. Эриксон полагал, что фундамент психологического развития индивида закладывается еще в детстве из отношений с родителями; это «первейшая составляющая здоровой личности»[585]. Когда же первоначальные узы доверия теряются или человек из них вырастает, на их место должно прийти что-то иное. «Именно религия, – пишет Эриксон, – и является самым древним социальным институтом», который закладывает основы уверенности в себе и «возрождает чувство доверия» в периоды кризиса[586].