«Их религия – какая-то дикая, совсем не похожая на ислам», – сказал мне беженец-мусульманин из иракского города Эр-Рамади; мы беседовали в лагере неподалеку от Эрбиля, столицы Курдистана, что в северном Ираке. Хотя территории под контролем Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ) находились от нас более чем в сорока милях, из его слов казалось, будто эти «они» могут вернуться буквально в любой момент[147]
.«Они гнушаются нашей религии, говорят, что мы плохие мусульмане, но сами при этом убивают наших мужчин и насилуют женщин. Что это за ислам такой?» Хотя мой собеседник и был суннитом по вере и этническим арабом, то есть принадлежал к «исконной» общине ИГИЛ, в Эр-Рамади он служил полицейским и знал, что станет их мишенью. Наслушавшись рассказов о жестоком управленческом стиле игиловских командиров и еще – что о свободе под ними можно забыть, его соседи тоже были напуганы. Едва заслышав на окраине звуки боя, вместе с другими семьями он сел в машину – на часах было два часа ночи – и бежал. Почти все жители города, по его словам, поступили так же и теперь ждали в лагере, надеясь однажды вернуться. Хотя позднее тем же годом город и был отбит иракским правительством, бои его совершенно опустошили – и жизнь этих людей никогда уже не была прежней.
Эту историю я слышал десятки раз, снова и снова, от каждого из тех беженцев, которых встречал в 2015 году в лагерях и временных убежищах в Курдистане и Юго-Восточной Турции. Что ИГИЛ собой представляет и чего ему вообще надо – казалось, было для них загадкой. Многих называли его ДАИШ – это название происходит от арабского акронима
По словам одного курда из деревни под Мосулом, «главари ДАИШ – сплошь иностранцы»: он не знал, откуда они явились, но арабского их не понимал. Члены движения из числа местных – бедняки, которых заставили к нему примкнуть, хотя некоторые и казались истово верующими. Владелец автомагазина из поселения к северу от Мосула сказал мне, что узнал одного из игиловских боевиков, которые брали его в плен, – это человек из его деревни, когда‐то купивший у него машину. Владелец автомагазина был этническим курдом, а покупатель – арабом. Когда силы ИГИЛ взяли город в кольцо, боевики поделили жителей на курдов и арабов. Один из арабов предложил, чтобы представители обеих групп взяли белый флаг и пошли к вожакам ИГИЛ, чтобы обсудить выход из создавшегося положения. Тогда-то владелец автомагазина и узнал среди боевиков своего клиента. Ставший игиловским солдатом покупатель потупил глаза и попытался отвести взгляд от бывшего соседа. Переговоры окончились ничем, но арабам сказали, что им не навредят, если те не станут оспаривать власти ИГИЛ и дадут нескольких человек добровольцами, чтобы сражаться за них. Курдам никаких гарантий не предоставили, и большинство из них, опасаясь худшего, под покровом ночи бежали в безопасное место. Позже они узнали, что оставшихся поделили опять – на мужчин и женщин: мужчин убили, а женщин увели в рабство.
На мой вопрос, что же ИГИЛ движет, религия или жажда власти, они сказали, что власть, а религией они прикрываются в обоснование авторитета. Еще один курд из сирийского города Дейр-эз-Зор представил, по его словам, «доказательство», что боевики ИГИЛ на самом деле никакие не верующие, и пересказал ходивший по лагерям беженцев анекдот о сирийском христианине, задержанном игиловцем на пропускном пункте. Боевик спросил, какой религии тот придерживается. «Мусульманин», – солгал христианин, чтобы спастись. Тогда игиловец потребовал, чтобы христианин процитировал Коран. Тот промямлил несколько строк из Библии – единственного Священного Писания, которое знал. «Годится», – оценил боевик, который и понятия не имел, что это не из Корана, и пропустил его с миром. Хотя более чем вероятно, что история эта – апокриф, мой собеседник пересказывал ее с таким энтузиазмом, что было совершенно ясно, какого он мнения о псевдорелигиозности ИГИЛ.