Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

Ее маленькие босые ноги без мозолей или любых шероховатостей, казалось, не топтали ничего жестче бархатных ковров, и теперь отдыхали на подушках из бархата. На щиколотках и запястьях были надеты браслеты из кованого золота с топазами, гранатами и ляпис-лазурью; столь же драгоценная диадема украшала лоб. Пелена из тончайшей ткани окутывала ее с шеи до коленей; ноги от коленей до щиколоток были укрыты блестящим оранжевым шелком, расшитым раковинами и розами.

Веки были натерты черной сурьмой, для придания дополнительного объема и глубины глазам. Полуоткрытые, словно в нежном дыхании спокойного сна, полные чувственные губы окрашены яркой киноварью. Ничто не напоминало о смерти, о склепе. Требовалось большое усилие, чтобы убедиться, что грудь ее не дышит, и что вся эта красота была запечатана в глину пятнадцать веков назад.

– Ах! – воскликнул я удивленно-восхищенно.

– Боже мой! – бормотал Эллсворт Беннетт, дыша со свистом сквозь зубы, недоверчиво глядя на прекрасный труп.

– Nom d’un chat de nom d’un chat! – почти закричал Жюль де Гранден, выглядывая на цыпочках из-за моего плеча. – Это Спящая Красавица en personne![245]

Быстрым движением он повернулся к юному Беннетту, и прежде, чем тот узнал о его намерении, крепко расцеловал его в обе щеки.

– Embrasse moi, mon vieux![246] – вскричал он. – Я же – великий дурак, вдвойне глупее Фомы неверующего! В моей голове не было ощущения, что добрый Господь обеспечит нам гуся! Parbleu, у нас здесь находка века, наша репутация обеспечена, наша известность будет сравнима с Буссардом, mordieu, но мы и так уже известны!

Надо отметить, как резко поменялось его настроение.

– Мы отправим ее в Музей! – продолжал он, ликуя. – Она покажет свою изумительную красоту всем, видящим нашу работу! Она должна быть… misère de Dieu[247], смотрите, друзья, она исчезает!

Это было верно. На наших глазах, как тень, исчезающая на экране, прекрасное существо в древнем гробу распадалось. Там, где только что лежал бесподобный образчик женского совершенства, происходило увядание, сморщивание – как с телом, долго погруженным в холодную воду.

Глазные яблоки уже распались, оставив пещеристые, незаполненные гнезда на лице, которое подобно увядшему цветку исчезло и иссушилось как мумия. Руки и ноги на наших глазах превратились в покрытые кожей кости; в течение следующих десяти минут скелет потерял свою форму – и только кучка пыли, похожей на серо-белый пепел кремации, осталась на фиолетовой ткани. Пока мы в испуге наблюдали за происходящим, все ткани, даже подушки и тюфяк, на которых недавно лежало прекрасное тело, растворились в воздухе. Всё, запечатанное от контакта с атмосферой в течение многих столетий, исчезло, пожранное воздухом, как пламенем. И только драгоценные камни и золотые украшения могли уверить нас, что тело прекрасной девушки лежало здесь всего лишь четверть часа назад.

Эллсворт Беннетт был первым, к кому вернулось самообладание.

– Sic transit gloria mundi![248] – заметил он, истерично смеясь. – Откроем другой?

Де Гранден дрожал как лист от нахлынувших чувств. Как и все его соотечественники, он был восприимчив к очарованию красоты, как ветви чувственного саженца к прикосновению, и зрелище, которому он был свидетелем, потрясло его всегдашнюю выдержку. Взявши узкий подбородок указательным и большим пальцами, он пристально уставился на пол, затем обратился к нашему хозяину, пожав плечами и одарив его одной из своих широких, быстрых волшебных улыбок.

– Не обращайте внимания на мою глупость, умоляю вас! – просил он. – Я не перенесу в другой раз такого индийского роскошества, но – настолько велико мое любопытство – я отдам в десять раз больше всех богатств Индии, чтобы осмотреть содержимое другого гроба!

Вместе с Беннеттом они взломали глиняную крышку гроба, и, через несколько минут, она поддалась и была готова к снятию.

– Осторожней, осторожней, друг мой Троубридж! – умолял де Гранден, когда мы втроем подняли плиту из хрупкой глины. – Кто знает, что мы обнаружим на сей раз? Под этой крышкой… quoi diable![249]

Вместо открытого гроба, как мы ожидали, под крышкой перед нашими пристальными взорами предстала другая поверхность, соответствующая по форме верхней.

Беннетт, в нетерпении увидеть то, что лежит ниже, собирался разбить молотком непрозрачную белую субстанцию, но крик де Грандена остановил его.

– Non, non! – предупредил француз. – Разве вы не видите, что на ней надпись? Отойдите, друзья мои! – Его быстрые противоречивые фразы звучали как военные команды. – Огня, огня, из любви к небесам! Пододвиньте лампы, иначе я умру от любопытства прежде, чем смогу расшифровать эти слова!

Мы с Беннеттом схватили каждый по лампе и склонили их над гробом. А маленький француз нагнулся вперед, нетерпеливо просматривая надпись.