Беддо быстро осознал, что случай серьезный. Оставив раненого товарища позади, он спустился по тропинке и вскоре вернулся с носилками и четырьмя мужчинами, которые торжественной процессией доставили раненого Листера обратно в больницу. У ворот Королевского лазарета стояла миссис Портер, заламывая руки и плача. Щедро приправляя речь шотландским выговором, она ругала Беддо за то, что тот подверг опасности ее любимого хирурга: «Ах, док’та Беддо! Док’та Беддо! Ну кто ж еще этта мог быть! Вы, англич’ане, бестолковые, вам бы только солнечные ванны прин’имать!»
Листер на несколько недель оказался на больничной койке, в очередной раз отложив отъезд из Эдинбурга. К счастью, он ничего не сломал, хотя сильно ушиб ногу. Беддо был потрясен мыслью о том, сколь близко подобралась смерть; годы спустя он размышлял о том, как мог бы измениться ход истории, если бы Листер погиб: «Погуби я своего друга Листера тем летом… какая потеря для мира и миллионов его обитателей!»
6
Лягушачьи лапки
Все окружающее нас – под вопросом, все остается без объяснения, вызывает сомнения и трудности. Только огромное число умерших есть несомненная реальность.
Грохот сотен пушек звучал по всему полю боя. Пули свистели в воздухе, разрывая плоть и калеча всех, кто попадался на пути. Конечности были оторваны, внутренности вываливались наружу, окрашивая траву в багровый цвет – кровью тех, кто часто был слишком шокирован ранениями, чтобы кричать. Как и многие молодые люди, которые никогда сами не видели ужасов войны, Ричард Джеймс Маккензи был чертовски не готов к тому, что ждало его на поле боя. Вооруженный лишь чемоданом хирургических инструментов и хлороформом, он присоединился к 72-му полку шотландских горцев герцога Олбани в сражении против русских в начале Крымской войны в 1854 году.
Тридцатитрехлетний Маккензи временно ушел с поста ассистента Сайма, чтобы добровольцем отправиться на фронт в должности военного хирурга. И Маккензи, и Листер работали под руководством Сайма в одно и то же время, но в разных качествах; первый был старше и работал в Королевском лазарете в течение многих лет. За время пребывания в больнице Маккензи перенял многие техники старшего коллеги, включая знаменитую ампутацию голеностопного сустава. Именно из-за их тесных рабочих отношений многие сотрудники факультета в Эдинбургском университете верили, что Маккензи однажды займет более высокую должность на кафедре клинической профессуры – самой привилегированной из трех (если судить по распределению больничных палат в Королевском лазарете). Но когда сэр Джордж Баллинголл, профессор военной хирургии, объявил о своей отставке, Маккензи увидел в этом шанс ускорить карьерный рост. Единственным препятствием была необходимость иметь военный опыт.
Вскоре после того, как Маккензи покинул Эдинбург, обнаружилось, что его скудные медицинские запасы будут иметь ограниченную ценность. Больше всего Маккензи беспокоили не пули или пушечные ядра, а последствия антисанитарных условий. В письме домой он писал: «У нас, как вы знаете, мерзкие времена… не столько от фактической смертности в бою, сколько из-за огромного количества болезней». Малярия, дизентерия, оспа и брюшной тиф пронеслись по армейским лагерям, истощая ресурсы войск еще до начала каких-либо сражений. Маккензи оплакивал тот факт, что бойцы «гниют заживо, без единого выстрела, так и не увидев ни одного врага».
Шанс вступить в бой появился 20 сентября, когда французские и британские войска собрались вместе, чтобы сразиться с русскими в битве к югу от реки Альма в Крыму. Это было первое крупное сражение Крымской войны. Союзники одержали победу, но все понесли огромные потери: армия Маккензи потеряла около 2500 человек, русские – больше 5000. Битва при Альме была кровавой баней: помимо извлечения многочисленных пуль и перевязки множества ран, Маккензи в тот день пришлось в одиночку провести 27 операций (включая две ампутации в тазобедренном суставе) – все в импровизированных больничных палатках.