Ужасная медицина. Как всего один хирург Викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней

Первым был шотландец по имени Александр Гордон, который работал в Абердине, когда там началась затяжная вспышка в декабре 1789 года. В течение трех лет через Гордона прошло 77 женщин с послеродовым сепсисом; 25 из них скончались. В докладе, опубликованном в 1795 году, он утверждал: «Причиной эпидемии послеродовой лихорадки был не болезнетворный состав атмосферы [то есть миазмы], а скорее сам медицинский персонал, который разносил инфекцию от больных к здоровым». Гордон был убежден, что возбудители лихорадки переносились посредством самих врачей. Он утверждал, что может предсказать, какие женщины будут затронуты болезнью, услышав, какая акушерка принимала роды, или какая медсестра при этом присутствовала. Почти в каждом случае его предсказания сбывались. В свете этих доказательств Гордон посоветовал сжигать одежду и постельное белье инфицированных, а медсестрам и акушеркам, которые контактировали с этими пациентами – «тщательно вымыться и правильно окурить свою одежду, прежде чем снова надеть ее».

Вторым человеком, который проследил эту связь, был американский эссеист Оливер Уэнделл Холмс, врач, а затем профессор анатомии в Гарвардском университете. В 1843 году он опубликовал брошюру под названием The Contagiousness of Puerperal Fever («Инфекционность родильной горячки»). Его работа была в значительной степени основана на трудах Гордона и помогла возродить идеи шотландца спустя пятьдесят лет после публикации. К сожалению, Холмс не произвел впечатления на своих современников и в 1850-х годах подвергался нападкам со стороны двух выдающихся акушеров, которые посчитали себя оскорбленными: их обвиняли в том, что они разносят болезнь, которую они же и пытались побороть!

А потом появился Игнац Земмельвейс, который пытался разгадать причины родильной горячки в Вене в то же самое время, когда Холмс писал об этом в Америке. Земмельвейс, работавший ассистентом терапевта в городской больнице общего профиля, заметил различие между двумя палатами, где лежали роженицы. Одну из них посещали студенты-медики, а другую – акушерки и их ученицы. Несмотря на одинаковые условия, в той, которая находилась под наблюдением студентов-медиков, смертность была в три раза выше. Те, кто обратил внимание на этот дисбаланс, объяснили его более грубым обращением с пациентами со стороны студентов мужского пола, чем со стороны акушерок, отчего, по их мнению, ослабленный организм рожениц стал более восприимчив к развитию родильной горячки. Земмельвейса, однако, этот аргумент не убедил.

Врачи долгое время не верили, что сами убивают себя и своих пациентов только тем, что не соблюдают правила гигиены: не моют руки, не чистят инструменты, не стирают одежду…

В 1847 году один из его коллег умер, порезавшись во время посмертного обследования. К собственному удивлению, венгерский врач осознал, что болезнь, убившая его друга, была идентична родильной горячке. А что если врачи, работающие в морге, приносили «трупные частицы» в палаты, когда помогали при родах – и именно это служило причиной столь быстрого распространения инфекции? Ведь, как заметил Земмельвейс, многие из этих молодых людей сразу после вскрытия шли в палаты к беременным.

Полагая, что родильная горячка вызвана не миазмами, а «инфицированным материалом» от мертвых тел, Земмельвейс установил в больнице резервуар, наполненный хлорированной водой. Те, кто шел из морга в палаты, должны были вымыть руки, прежде чем прикасаться к живым пациентам. Смертность в отделении студентов-медиков резко снизилась. В апреле 1847 года этот показатель составлял 18,3 %. После того, как в следующем месяце было введено мытье рук, показатели в июне упали до 2,2 %, затем до 1,2 % в июле и 1,9 % в августе.

Земмельвейс спас много жизней; однако не смог убедить достаточно врачей в том, что случаи родильной горячки связаны с загрязнением, вызванным контактом с мертвыми телами. Даже те, кто был готов тестировать его методику, часто не соблюдали элементарных правил, что приводило к обескураживающим результатам. После ряда негативных отзывов на свою книгу, где подробно осветил этот вопрос, Земмельвейс набросился на своих критиков. Он выглядел столь неадекватным, что он в конечном итоге был помещен в психиатрическую лечебницу, где и провел остаток своих дней, возмущаясь по поводу послеродового сепсиса и врачей, которые отказывались мыть руки.

По факту, методы и теории Земмельвейса мало повлияли на медицинское сообщество. Листер посетил клинику в Будапеште, где недавно работал подвергнутый остракизму врач, и позже размышлял: «Имя Земмельвейса здесь не упоминают; как мне кажется, его полностью забыли как в родном городе, так и в мире вообще».

* * *