Несмотря на то что я не взяла с собой одежду, которую Круз мне купил, и упорно одевалась в свои собственные вещи, я сбавила обороты ради Мишки и дала волосам отдохнуть от лака, а ногтям – от акрила.
Конечно, мама и папа вели себя со мной как обычно, а Тринити была настоящей занозой в заднице, все время бегая за Кэтрин Костелло, подлизываясь, воркуя по поводу каждой пары сережек, туфель или халатика, которые надевала.
Но в целом я хорошо проводила время. Поэтому, когда наша поездка подошла к концу, большая часть моего счастья осталась на корабле.
Как только мы спустились обратно на землю и бетон, обе семьи принялись обсуждать дорогу домой.
– Дорогая, Уайатт и Тринити арендуют машину. Они могут отвезти вас с Мишкой домой. Ты ведь не возражаешь, Уайатт? – Мой отец повернулся к нему.
Уайатт недовольно, почти по-детски сгримасничал и пнул камень на парковке. Он был красив, но в нем не было ни капли магнетизма.
– Выйдет небольшой круг, но все что угодно для моей сестры моей будущей жены и Мишки.
Да. Ему определенно чего-то недодали в отделе магнетизма.
– Я их подвезу, – вызвался Круз.
– О, Крузи, в этом нет необходимости. – Кэтрин положила свою руку на его. – Мы можем подвезти их. Уверена, что ты хочешь заехать в клинику, прежде чем вернуться домой.
– Многозадачность – моя сильная сторона. – Круз подошел к нам с Мишкой, и мое сердце забилось, как вытащенная из реки рыба.
Каждый раз, когда он был мил и любезен со мной на людях, в животе порхали бабочки. Я не знала почему. Он был мил и любезен со всеми.
Наверное, как раз потому, что он был мил и любезен со всеми.
Круз подхватил мой чемодан и понес его к своей машине.
Миссис Костелло произнесла «нет», как в замедленной съемке.
– Чур, я за руль! – Мишка потряс кулаком в воздухе.
Круз хихикнул.
– Может, в следующий раз, сынок.
От одной мысли о том, что кто-то может так называть Мишку, мне захотелось плакать. Но опять же, все вызывало желание плакать, когда я была рядом с Крузом.
– Как мило с твоей стороны, – я вежливо улыбнулась Крузу, как будто мы не катались на гениталиях и лицах друг друга по три раза за ночь в течение последних семи дней.
Я не могла заставить себя поблагодарить его.
Не знаю почему.
Просто мне было важно выглядеть женщиной, которой он не нужен и которая не проявляет к нему особого интереса. Не хотелось быть одной из тех страждущих, чрезмерно увлеченных женщин, с которыми он привык иметь дело.
Ехать до нашего дома было приятно: Круз и Мишка разговаривали о видеоиграх, а я смотрела в окно, наблюдая за проносящимся мимо пейзажем и заставляя себя не представлять, что мы – маленькая, но счастливая семья.
Я столько лет не позволяла себе фантазировать о подобном, поэтому мечтать о том, кто был одновременно и в пределах досягаемости и так далеко, выглядело верным рецептом психического срыва.
Я должна была охранять свою жизнь.
Свое сердце.
И больше всего – свои трусики.
Когда мы остановились перед моим шатким домиком, Круз заглушил двигатель и повернулся к Мишке.
– Не возражаешь, если я поговорю с твоей мамой наедине?
– Ты же не будешь с ней груб, правда?
Рука Мишки остановилась на ручке задней двери. Он строго посмотрел на нас обоих, как бы говоря, что защищает меня.
Мое сердце сжалось.
– Слово скаута, – Круз поднял два пальца.
Мне понравилось, что он не назвал Мишку приятелем или другом, как это делал Уайатт. В покровительственном тоне, который я находила неприятным.
Мишка кивнул, и Круз протянул руку, чтобы удариться с ним кулаками, на что Мишка ответил взаимностью.
– Ты уверен, что позволишь мне играть в твоей игровой комнате? – скептически спросил Мишка.
–
Этот разговор определенно не должен был заставить мои трусики растаять, но это произошло.
– Я сейчас приду, Медвежонок.
– Хорошо, мам.
Мишка вышел из машины, обогнул ее, чтобы открыть багажник и достать наши чемоданы.
Круз повернулся ко мне.
– Я хочу увидеться с тобой в эти выходные.
– Ты видишь меня каждую неделю.
– Не будь милой.
– Я не милая, я практичная. Что случилось с тем тобой, который не хотел, чтобы я запятнала твое имя своей репутацией, и мной, которая не хочет действовать на нервы своей семье?