Слезы начали катиться по моим щекам.
Я боялась, что Круз остановится, но он не остановился.
Круз сцеловал каждую из них, скользя в меня и выходя, не из-за собственного удовольствия, как я подозревала, а потому что он знал, что, если мы остановимся, я буду чувствовать себя полной неудачницей и не смогу больше смотреть в глаза ни ему, ни себе.
– Мне жаль.
Он поцеловал меня в нос, и я поверила ему.
– Мне очень жаль.
Он поцеловал боковую часть моей челюсти.
– Ужасно жаль.
Но после первых нескольких минут все стало хорошо. Не безумно хорошо. Мне все еще было гораздо приятнее, когда Круз Костелло съедал меня, а не подходил опасно близко к тому, чтобы засунуть в меня ребенка.
Но все равно, пятерка за старание и четверка с плюсом за то, как я себя чувствовала. Полной, расслабленной и насытившейся.
Я не кончила, но была близка к этому.
Он, как и обещал, поняв, что близок к развязке, вышел из меня, несколько раз провел рукой по члену и кончил в презерватив.
После этого мы просто молча смотрели на потолок. Его рука была закинута мне на плечи. По телевизору перед нами без звука шел фильм «Энни Холл». Я разрывалась между тем, чтобы заплакать и поругаться с ним.
Я не сделала ни того, ни другого.
Вместо этого я потрепала вьющиеся светлые волосы на его груди и пробормотала ему в подмышку:
– Ничего, если я останусь на ночь?
Он поцеловал мои волосы, но ничего не ответил.
Я восприняла это как «да».
Шестнадцать
Теннесси
Следующие шесть дней были неожиданным блаженством, дни я проводила с Мишкой, а палящие жаркие ночи – с Крузом.
Наши семьи много чего делали вместе, но мне удавалось сбегать, сославшись на то, что я не та, с кем Костелло действительно нужно знакомиться, и у меня есть сын-подросток, который не считает бридж и гольф слишком увлекательными.
(Эта часть была ложью. То есть нет, Мишка не считал бридж и гольф развлечением. Но он был с Лэндоном большую часть дня, оставляя меня загорать и читать книги, которые Тринити взяла с собой в поездку.)
Поскольку Мишка все еще жил с бабушкой и дедушкой, моя каюта была в полном моем распоряжении. Но я все равно старалась проводить наши секс-марафоны у Круза.
Наши семьи слепо доверяли добродетели (и здравомыслию) Круза в том, что он не хочет прикасаться ко мне, поэтому никто не догадывался, сколько времени мы проводили вместе. Особенно когда они все еще думали, что он встречался с идеальной Габби. И даже когда выяснилось, что никто из нас ни разу не был на семейных сборищах после ужина.
Я
Однажды после ужина она попыталась загнать меня в угол и небрежно спросила, знаю ли я Габриэллу, которую та называла своей будущей невесткой, хотя любой здравомыслящий человек мог бы сказать, что в имени Габриэлла Костелло слишком много букв «л».
– Она подружка невесты моей сестры, – сухо ответила я, делая глоток чая со льдом.
– Как интересно. Многие бы решили, что Тринити выберет тебя.
Я пожала плечами.
– Тринити имеет право принимать собственные решения. В любом случае, я уверена, что Габриэлла и Круз расстались.
Я сказала это, чтобы показать ей, что я ее не боюсь, хотя вообще-то боялась, и еще как. А не потому, что у меня были какие-то мысли о свидании с Крузом.
– Я уверена, что они снова будут вместе. Она ему очень дорога.
– Определенно так, мэм.
Я хотела сказать ей, что это неправда. Что это я ему небезразлична. Что в другом мире, в другое время, мы могли бы быть парой.
Если бы я не ударила его по горлу.
Если бы я не встречалась с его лучшим другом, когда на самом деле сохла по нему, как и весь наш город.
Я была полна клише. Любить Круза Костелло было равносильно тому, как в девяностые все вешали плакаты с изображениями Брэда Питта или Тома Круза на стену.