Ужасы

Джексон нажимал кнопки других радиостанций, ища замену пропавшей, пока внезапно не осознал, что вокруг стоит тишина гораздо более зловещая, чем ему показалось сперва: двигатель тоже не работал.

— Вот черт! — выругался Джексон. Руки инстинктивно вцепились в руль. Нога бессознательно дернулась, чтобы скорее нажать на тормоз, но этот импульс он подавил.

Хорошо еще, что фары не отключились, так что ему удастся съехать на обочину. Секунд тридцать автомобиль еще катился по инерции и очень удачно встал в безопасном месте на краю магистрали. Очень удачно, да уж, конечно! Скажите на милость, что прикажете со всем этим делать? Джексон поставил рычаг на парковку и перевел ключ зажигания в нерабочее положение.

Здорово! Без фар тьма казалась просто кромешной. Джексон, почувствовав, как на него накатывает тяжелая волна тревоги, заставил себя несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть и попытался дать глазам привыкнуть к темноте. Вот так… Хорошо… Помогло. Немного.

Через закрытые окна доносился стрекот цикад. Джексон жал на кнопки стеклоподъемников, по которым обычно судил о масштабах неисправностей машины. Ни одно окно не двинулось вниз. Оставалось около трети бака бензина. Уже сожалея о том, что пропустил мимо ушей россказни одного знакомого о том, что случается, если залить водой двигатель, Джексон опять повернул ключ.

И еще раз…

Безрезультатно.

Ключ поворачивался, включались фары и электричество, но мотор не заводился.

Джексон снова выключил зажигание. Казалось, что с каждым новым поворотом ключа тьма все больше и больше сгущается вокруг него, но он все же отдавал себе отчет в том, что это лишь плод его воображения. Он знал это.

Джексон огляделся: посмотрел вперед и по сторонам. Ничего. Ну хорошо же! Разве он платил за самый надежный на свете телефон просто так? Он достал мобильник и включил. Ободряющий перезвон мелодии… маленький симпатичный дисплей… и сообщение: «Нет сети». Джексон отбросил телефон на сиденье справа: пусть поищет сеть! И еще раз попробовал завести машину.

Свет фар пронзил ночную тьму. Прямо перед ним, в лучах света, словно на арене цирка, стояли три сестры.

До них было около двенадцати ярдов, и создавалось впечатление, что прибыли они сюда явно не на автомобиле. Одеты сестры были в похожие белые платья, и с этого расстояния их ничего не выражающие лица казались почти такими же белыми на фоне ночной тьмы.

Джексон открыл дверь и вышел из машины, оставив фары включенными. Дурманил сильный запах жасмина, усиливающийся по мере приближения к девушкам. Джексон сам не понял, отчего слова приветствия не сорвались с его губ. И не был уверен в том, что вообще станет с ними здороваться.

Сестры тоже хранили молчание и не двигались, пока Джексон подходил к ним.

Когда их разделяло лишь несколько футов, та, что стояла посредине, — ему показалось, что Шиншилла, но как можно знать наверняка? — сделала небольшой шаг в его сторону, и губы ее тронула тень приветственной улыбки.

— Мистер Джексон, — произнесла она. — Очень приятно снова с вами встретиться.

В ее голосе не было ничего зловещего. Нисколько. Возможно, лишь легкий оттенок недоумения оттого, что их пути вновь пересеклись.

— Меня пригласили, — сказал Джексон, недовольный тем, как прозвучал его голос, и не понимая, зачем вообще говорит это. Но Шиншиллу его ответ, похоже, нисколько не обеспокоил.

— О да! И вот вы здесь.

— Моя машина… Она… остановилась. То есть я хочу сказать, не заводится.

— Ничего, — произнесла она, и улыбка ее сделалась еще приветливее. — Вам она не понадобится.

Выглядела девушка прекрасно, как всегда, но была бледна. Очень бледна. Она немного склонилась к нему, чтобы добавить что-то еще, и Джексон с трудом подавил желание отшатнуться назад, хотя движения девушки вовсе не казались резкими или угрожающими. Напротив, она тихо говорила нежным и мелодичным голосом.

— Мы принесли ваш подарок, — продолжала Шиншилла. — Это способность видеть своими собственными глазами.

Фары погасли.

Должно быть, пока они разговаривали, взошла луна или появились звезды, потому что Джексон все еще видел Шиншиллу: как она делает шаг назад и встает между сестрами, которые теснее придвинулись к ней.

Их тела слились воедино, и в этом не было ничего противоестественного или чудовищного. Все выглядело легко и естественно. Как сливаются потоки воды или изящные широкие мазки краски на холсте, сестры легко скользнули друг в друга. Как на стереоснимке соединяются вместе отдельные изображения, являя неожиданную глубину, так и они объединились, став единым целым.

Но не очень-то и так. Не совсем.

Слишком много рук. Слишком много глаз.

Пейзаж начал сгущаться и удаляться, терять четкость и цвет, становясь лишь фоном, декорацией, черной основой, на фоне которой они… она… оно актуализировалось сюрреалистической фигурой на холсте абстракциониста.