Уже мертва

Я вернулась к "мазде", села в нее и медленно объехала сквер, надеясь увидеть где-нибудь машину Гэбби. Напрасно. Я бесцельно направилась на юг, затем свернула на восток, к Мейну.

Проискав в течение двадцати изнуряющих минут место для парковки, я поставила машину прямо на одной из немощеных аллей, примыкавших к Сен-Лорану. Аллею усыпали сплюснутые банки из-под пива, и обволакивало невыносимое зловоние несвежей мочи. Вверив свою "мазду" невидимым силам парковочного бога, я зашагала к Мейну.

Как в тропическом лесу, на Мейне обитают абсолютно разношерстные люди. Люди, занимающие совершенно разные социальные ниши. Одна часть его жителей активна днем, другая – исключительно ночью.

В период суток между рассветом и закатом Мейн – царство разносчиков пищи, бизнесменов, владельцев магазинов, школьников и домохозяек. В это время здесь разговаривают о коммерции и играх и пахнет вкусной едой: свежей рыбой из "Вальдмана", копченым мясом из "Шварца", выпечкой из "Польской булочной".

С приходом сумерек и включением фонарей и барных огней, с закрытием магазинов и открытием таверн и стриптиз-клубов дневные обитатели тротуаров Мейна уступают место совершенно иным созданиям. Некоторые из них безопасны. Например, туристы и студенты, жаждущие веселья и дешевых развлечений. Другие содержат в себе яд. Это сутенеры, дельцы, проститутки и сумасшедшие. Охотники и добыча, основные звенья в цепи человеческой мерзости.

В четверть двенадцатого, когда я здесь появилась, Мейн заполняла ночная смена. На улице толпился народ, дешевые бары и бистро были забиты до отказа. Я прошла до Сен-Катрин и остановилась на углу, повернувшись спиной к "Чудесной провинции". Начать следовало с этого места. Быстро войдя в заведение, я миновала телефонный автомат, из которого недавно Гэбби в панике звонила мне.

В зале пахло жиром и пережаренным луком. Ужин здесь уже закончился, а ночная пьянка еще не началась. Только в четырех кабинках за столиками сидели посетители.

В одной я увидела двух индейцев, медитирующих над тарелками, наполовину заполненными чили. На головах одинаковые перья с чернильным отливом. Обилие выделанной кожи, украшенной гвоздиками.

В дальней кабинке сидела женщина с тонкими руками и облаком платиновых волос на голове. Она курила и пила кофе. На ней были узкий красный топ и брюки, которые моя мама назвала бы "капри". Физиономию искривляла застывшая гримаса женщины, бросившей учебу и решившей вступить в ряды вооруженных сил.

Пока я за ней наблюдала, женщина допила кофе, сделала последнюю затяжку, погасила окурок о металлический диск на столе, игравший роль пепельницы, и обвела зал скучающим взглядом. По размалеванному лицу было видно, что ночная жизнь давно ей знакома. Создавалось впечатление, что, будучи не в состоянии конкурировать с молодыми, эта особа занимается торопливым обслуживанием клиентов в тени аллей или делает минеты на задних сиденьях машин. То есть доставляет удовольствие припозднившимся гулякам за умеренную плату. Подтянув топ на костлявой груди, она взяла счет и направилась к стойке.

В кабинке у двери располагались трое молодых парней. Один из них растянулся на столе, подложив под голову руку. На всех троих футболки, шорты и бейсбольные кепки – на двоих козырьками назад. На третьем вопреки моде бейсболка сидела правильно. Двое сидящих уплетали гамбургеры, практически не глядя на своего товарища. Всем троим было лет по шестнадцать.

В четвертой кабинке я увидела монашку. Гэбби здесь не было.

Я вышла на улицу и посмотрела в обе стороны вдоль Сен-Катрин. В восточной ее части собирались байкеры, выстраивая у обочины свои "харлеи" и "ямахи". Было тепло, но на байкерах, как обычно, тускло поблескивали здоровенные ботинки.

Их подруги сидели на задних сиденьях или примыкали к отдельным женским кружкам. Картина напомнила мне среднюю школу. Хотя от школьниц этих женщин многое отличало: они добровольно выбрали жизнь жестокости и мужского доминирования. У байкеров принято контролировать и пасти женщин. А еще – что гораздо омерзительнее и чудовищнее – обмениваться ими, сводить их с кем душе угодно, покрывать татуировками, колотить и даже убивать. Наверное, этим женщинам нравится такая жизнь. Какое будущее их ожидает и на что они надеются, трудно себе вообразить.

Я перевела взгляд на западную часть Сен-Лорана и сразу увидела то, что хотела увидеть: двух проституток у "Гранады". Обе курили и оглядывали толпу проходивших мимо людей. Одну я узнала, а вторую – нет.

Мне вдруг страстно захотелось вернуться домой, но я поборола в себе это желание.

Может, мне следовало как-то по-другому одеться? Не в рубашку, джинсы и сандалии, а во что-то другое? Черт его знает...

Хватит смущаться, Бреннан, приказала я себе. Ты просто ищешь предлог, чтобы пойти на попятную. В худшем случае эти красавицы пошлют тебя куда подальше. Вот и все.

Я прошла вверх по тротуару и приблизилась к женщинам.

– Bonjour.

Мой голос прозвучал неуверенно, как запись на кассете паршивого качества. Я разозлилась на себя и кашлянула, желая замаскировать свою неловкость.