Ужин в центре земли

– Послушай, если что-то начнется, чьи люди будут гибнуть? Ты думаешь, наши тоннели повернут ход событий? Думаешь, они откроются, как огромная пасть, и проглотят Израиль целиком? Они породят мучеников, которые воодушевят новых мучеников, – вот и все, что они сделают. Думаешь, Иерусалим падет из-за дырки в земле?

– А если похитят еще одного солдата?[24] А если доберутся до ближайшего кибуца?

– Я тебя не о том спрашиваю, что происходит на войне. Я спрашиваю, хочешь ли ты поужинать со мной.

– В тоннеле? Под землей?

– Почему такой мрачный тон?

– А как иначе?

– Свечи. Белая скатерть. Для тебя – бутылка вина.

– Вот это уже лучше.

– Еще бы. Представь себе просто: мы вдвоем внутри ничейной земли, ни под той страной, ни под этой. Ты да я, небольшой совместный пир между мирами. Ужин в центре Земли.

2014. Граница с Газой (со стороны Палестины)

Картограф сидит в офисе, который вообще-то не офис, а комната в доме очень крупного мужчины. Хозяин – лысый, брюхастый, широколицый и широкоплечий – на вид силен как бык, его руки у запястий такие же по толщине, как ноги картографа.

Хозяин раз за разом выходит в проулок, где у него горят угли в мангале. Когда возвращается, то, едва присев, встает и наведывается на кухню, бросая вместо извинения: «Мариную»; на обратном пути из кухни всякий раз облизывает один и тот же палец, явно пробуя что-то очень хорошее.

На стене огромный плоскоэкранный телевизор показывает что-то детское, звук очень громкий, картографу он мешает. На полу игрушки, но детей не видно.

К стене напротив телевизора прислонился человек лет тридцати – тридцати пяти, рослый и сильный; про него хозяин, знакомя с ним гостя, сказал: «Это мой дебильный сын». Сын курит сигарету и смотрит на посетителя недоверчиво, холодно.

Усевшись наконец за стол, хозяин говорит сыну, чтобы шел раздувать угли. Затем обращается к гостю:

– Считаю за честь принимать тебя у себя дома. Ты хорошо послужил нашему народу, спасибо.

Картограф скромно отвечает, что честь оказана ему, и продолжает:

– Говорят, ты самый лучший.

– В чем? В шашлыках? Ну, тут они, конечно, правы.

– В тоннелях, вот я о чем, – говорит картограф со всей откровенностью. – Говорят, в разработке маршрутов и в доставке по ним всяческих грузов тебе нет равных.

Хозяин наклоняется вперед и угрожающе выставляет толстый палец.

– А тебя случайно не подослали? Меня не прикончит израильский дрон, если я приму твою похвалу?

– Разве те, кто меня на тебя вывел, могли бы так поступить?

Хозяин испытующе смотрит на гостя и, поразмыслив, говорит:

– В свои лучшие времена я много чего делал. Такого, что тебе и не снилось.

– Да, – подтверждает картограф, – так говорят.

– И что же именно они говорят?

– Что ты мог переправить сюда из Египта все, что надо, и отсюда в Египет всех, кого надо. Говорят, ты переправил столько цемента, что хватило бы на небоскреб, столько стали, что хватило бы на мост – или на тысячи и тысячи ракет, чтобы сражаться с теми, кто нас угнетает. Говорят, ты доставлял пищу голодным и лекарства больным.

– Не только пищу, – поправляет его хозяин, – но и живность, которая дает пищу. И коз, и кур; одних коров я переправил без счета.

– Интересное, думаю, было подземное зрелище.

Сын, появившись в дверях, замечает:

– Это еще далеко не самое сумасшедшее.

– А что самое? – заинтригованно спрашивает картограф.

Дебильный у хозяина сын или нет, отец смотрит на него, прежде чем решить, рассказывать или нет. Потом говорит:

– Один богатый заказчик захотел классическое авто. Мерседес 300SL с дверями «крыло чайки». – Отец и сын рефлекторно вскидывают руки, показывая. – Но широковата оказалась машина даже для самого широкого тоннеля. Не протиснется никак. Я неделями ломаю голову – думаю, как расширить, чтоб ничего не обрушилось. И вдруг у меня мысль. Фильм я когда-то видел – про Эмпайр-стейт-билдинг в Нью-Йорке. Для рекламы «Форд мотор» решили поднять «Мустанг» на самый верх, на крышу. Трюк такой. Но как одолеть сто этажей? По лестнице ведь не въедешь.

– Да, – говорит картограф.

– Так они взяли, разрезали машину на части, подняли их на лифтах, а наверху опять собрали. Ну, я и подумал: какая разница, наверх по прямой или вперед по прямой? Если пройдет через тоннель по частям, то почему нет? – Он откидывается назад и скрещивает руки на груди, словно напрашиваясь на восхищенную похвалу. – Мы протащили-таки, зазоры были сантиметровые.

– Обогатился ты, наверное, с этого.

Хозяин заходится смехом, который звучит как кашель.

– Какое там, едва расходы покрыл. Но для хорошей рекламы стоит раскошелиться – это не только фордовцы знают. Черному рынку тоже ведь нужно, чтоб слава шла.

– Ну что ж, до меня она дошла. У меня к тебе очень специфическая просьба.

– Я бы с радостью, но египтяне все разрушили, все перекрыли. А мы ведь только закончили новый маршрут. Там были рельсы, сплошная автоматизация, маленькие плоские дрезинки с мотоциклетными моторами шнырь-шнырь туда-сюда.

– Сочувствую твоей потере, – говорит картограф, как будто у собеседника умер кто-то из родни.