Узют-каны

Кошмар лениво поднялся на задние лапы, и Маруся удивлённо отметила, что они обуты в яркие кроссовки, правда разодранные выпирающими из них когтями. На брюхе чудища трепыхались лоскутки былой одежды, сгибы колен вырастали из дырявого вельвета. Она метнулась к бильярду, используя стол как преграду между собой и двухметровым чудовищем. Агрессия пахла кровью и шерстью, перемешиваясь вполне знакомой вонью узют-канов. Оборотень гулко протопал к окну, навалившись на стол корпусом. Огромный глаз ясно определял его намерения – жрать.

– Хорошая собачка, хорошая, – в унисон рычанию проговаривала Маруся, вспомнив – Генка так подманивал. Кого? Забыла. Всё забыла. Оборотень пытался взгромоздиться на стол, мешало сытое брюхо. Он сожрал кого-то! Мама! Помогите! Окно! Не успею! Страшно, мама!

Он дышал в лицо спёртым запахом помоев. Нос! Ноздря! Обухом по голове – перепачканная кровью морда внезапно стала похожа… Свернутая трубочкой ноздря. С противными синими жилками. Близко. Иуда! Зэка! Рука нашарила палку, и недолго думая, девушка хлестнула зверя бильярдным кием. Рявкнув, тот отпрыгнул, шмякнулся башкой об стену, замешкавшись в узком проходе между столом и батареей.

Маруся отскочила, пятясь, выставила кий перед собой. Страх ещё холодил спину, но обида за испуг и ярость перемешались досадным пониманием.

– Ну! Иди сюда! Ты! Гибрид недоделанный! Иди сюда! Ну! Что? Совокупляетесь? Тараканчики, бурундучки, киски, поросята. Видели таких! Что? Убирайся!

Зверь обиженно щёлкал пастью, пытаясь куснуть щекочущий, мельтешащий перед мордой конец острой палки. Красный глаз набухал озлоблением.

– Не нравится? Зверюга! Как тебе? Схлопотал?

Маруся отступала, несла околесицу, слегка тыкала кием надвигающуюся мощь и думала: «Лишь бы не упасть! Не упасть!» Уткнулась спиной в стену. В двух шагах темнел проём двери. В памяти возникали ковровые дорожки, кадки с тропическими растениями. Налево выход. Крыльцо. Мотоцикл. Она уже видела себя бегущей, тарабанящей в запертую дверь… Тупик. Смерть. Направо… Оборотень, наткнулся больным глазом на кий, взревел и не дал додумать. Маруся закричала, руки заволокло жаром. Кровь залпом вырвалась на них, забрызгав куртку. Вонючая кровь узют-канов.

С хрустом сломался кий, ворвавшись в грудь прыгнувшего монстра. Маруся падала вниз, скользя в кровавых ошмётках, а сверху давила мохнатая ревущая масса. Она импульсивно ухватилась за борт бильярда и кубарем отлетела вместе с ним, отброшенным раненым зверем. С твёрдым хлюпаньем покатились по полу шары…

…Боль растягивала кругозор, вылущивая воздух. Генка видел, что конструкция стрелы экскаватора потеряла свою жёсткость. Жирафьей шеей она изгибалась, напоминая ползущего червя. Вслед за стрелой хрумкал по синусоиде ковш, выворачивая комья мокрой земли. Жёлтый в подпалинах корпус Хозяина бесконечно широко выдвигался из тайги.

– ТЫ ПРОИГРАЛ, СМЕРТНЫЙ! МЫ НАШЛИ ФОРМУ! СЛУГА УЖЕ В ПУТИ! И НИЧЕГО ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ! МЫ УЧИМСЯ!

Как не вовремя! Он вновь оплошал! Ошибся! Отправляя Марусю в безопасное место, подставил её под удар. Пётр Смирнов, мать его так. Он понял это только сейчас, когда уже поздно. Поздно чеголибо менять. Но мысль о Марусе мешала стать камикадзе, когда она в опасности. А не всё ли равно? Поздно. Он и так умер, давно мёртв. А мёртвые не испытывают боль. От подобной идеи полегчало. Молчун поднял голову и усилием воли открыл слезящиеся глаза. Лицом к лицу. Это твоя война. Тут же представил себя со стороны – ну ни дать ни взять комиссар, обвязанный гранатами, ждёт, когда на него наедет танк. Только гранат-то нету. И никто ничего не подкинул. Лезть с кулаками на ковш – дурь. Проще попинать стену пятиэтажки. Предначертание – предначертанием, судьба – судьбой, а жить хотелось. Нет уж! Дудки! Шорская народная мудрость – чур война, я фур тайга. А в прятки поиграть не желаете?

Но прятаться было негде. За трансформатором? Найдёт – тьфу! – раздавит. Голая макушка холма не сулила убежища. Разве что влезть на столб? Генка сомневался в успехе – нет времени, скользкое железо, ток в проводах. Но озорная идейка попросила подсуетиться. Он решительно захромал к восьмипалому божеству звезды. Прятки-прятками, а попробуйте ещё достать. Не разбив яйца – яичницу не покушать. Экскаватор же топал напрямик, сотрясая гору. Молчун перевалился за бетонный фундамент столба и оказался внутри железной паутины переплетений. Столб устремлялся вверх, в тёмное небо, продолжая тянуть провода от подобного такого же на другом склоне. Ростом – пониже экскаватора, но на первое время сойдёт. Хозяин навис над столбом, огромный, заслонивший простор. Гибкая стрела ткнулась в верхушку Звезды, вызвав электрический искропад. Ковш царапнул бетон, стеной перекрывая пределы видимости.