Узкие врата

О, спасение! Оно пришло неожиданно — когда Алан полез в рюкзак за спальником, левая, неоскверненная паштетом его рука наткнулась на холодный и гладкий бок фляжки. Там была вода, обыкновенная вода из крана в вокзальном туалете, и набрал он ее во флягу на всякий случай: целая бутыль крепкого чая и пакет с молоком покоились где-то в недрах Филова рюкзака. Почти пританцовывая, будто нашел не фляжку с водой, а лекарство от всех болезней, мученик собственной чистоплотности отошел в сторонку и прямо в темноте умылся с мылом, сам себе поливая на ладонь. А голову завтра помоем, жизнерадостно предвкушал он, возвращаясь к уже готовому ложу. В таких городках всегда колонки с водой есть, а может, здесь и парикмахерская найдется, или даже — предел мечтаний — целая баня…

Фил уже лежал в спальнике, застегнувшись по самые уши; торчала только черная макушка. Дыхание его было хриплым и неровным, как будто в груди что-то выкипало. Фил оказался совершенно прав — под сенью теплой трубы было удивительно уютно, особенно если не разглядывать окружающую красоту, а просто лечь и спать. Алан заполз в свой спальник, стараясь не пихнуть спящего (или он еще не спит? Тогда тем более…), щелкнул кнопкой фонарика — и пригрелся, свернувшись крючком, спина к спине со своим порой невыносимым, но все-таки полезным спутником.

Однако сон не спешил приходить, хотя на улице и казалось, что набросится — дай ему только волю. Юноша лежал и слушал, как где-то в дальнем углу подвала размеренно капает вода. Рядом трудно дышал Фил, и его бронхитные хрипы вдруг расшевелили у Алана внутри такую острую и сильную жалость, что он даже повернулся на другой бок и обхватил больного за горбатившиеся плечи. Тот не проснулся, только неосознанно придвинулся ближе, и так они лежали в темноте, прижавшись друг к другу, как двое спасшихся от кораблекрушения… В позе ребенка в утробе матери. Двойного ребенка.

Когда мерзнешь, лучше прижмись покрепче к своему соседу. Эту мудрость Алан вынес из совместных походов с братом — человеческие тела очень удобно прилегают друг к другу, как кусочки паззла, и у одного греется живот, а у другого — спина… Теплая труба тихо гудела над головой. Будто приговаривала что-то невнятно-ласковое на своем водяном языке. Файт, Файт, город Файт, я у тебя внутри. Защити меня, прими меня, помоги мне найти, что я ищу.

Человек, лежавший рядом, пробормотал во сне непонятное имя, двигая плечом. Наверное, что-то ему снится… Интересно, как же я к нему все-таки отношусь, подумал Алан сонно, утыкаясь лбом в широкую теплую Филову спину. Кажется, я его не люблю. Потому что он меня тоже не любит. Более того — он, кажется, меня презирает.

Есть, кроме того, ряд вещей, которые я ему никак не могу простить. Хотя теперь они все, конечно, остались за стеной — за несокрушимой стеной, отделяющей нас от блаженного периода времени, именуемого — «Когда Рик был жив». Но все же я никак, никак не могу полностью забыть… кое-чего. Того, как он смеялся над моими стихами. Того, как он уходил вперед по шпалам, а я тащился сзади, как никчемный слуга, и расшиб о шпалу большой палец. И пощечины, ох, пощечины. У него тогда сделались глаза такие… Как маленькие серые камешки, когда он меня ударил.

Но ведь и Сент-Винсент я не могу полностью забыть. Тот, первый раз, когда Фил сломал чьему-то сыночку руку. Руку, хотевшую, кстати, врезать мне между глаз… И вторую драку, когда он, не разворачиваясь, вслепую врезал поддых тому, кто навалился на меня, и сказал — быстро, сквозь зубы: «Береги голову, балда…» Зачем-то ведь ему было нужно, чтобы я берег голову. И зачем-то он все еще здесь, не дома в столице, а в мокром подвале в городе Файт. Это же мне просто, это же я верю, что мы что-нибудь найдем, а Фил — он ведь даже Стефану почти не верит… Кому же он тогда верит? Почему он все еще со мной?

Фил, словно растревоженный чужими настойчивыми мыслями о своей персоне, сильно дернулся во сне. Внутри у него что-то заклокотало, и Алан мгновенно отдернул руку, вспрянул, опираясь на локоть. Фил глухо забухал кашлем — пока еще в полусне, но уже приподнимаясь и готовясь закашлять на полную мощность…

Алан вспомнил, как однажды бронхитом заболел Рик. Так заболел, что у него даже подозревали воспаление легких. И первые несколько ночей, когда был кризис, спать братьям почти не приходилось — каждые часа полтора Рик захлебывался кашлем, а Алан просто лежал, разбуженный, за стенкой в своей комнате и изможденно пытался ему сочувствовать. На третью ночь это получалось уже плоховато…

Похоже, на этот раз что-то подобное ему предстояло с Филом. И мысль, что Филу самому от этого еще хуже, почему-то не успокаивала.

…Однако к рассвету, когда серенькое утро уже сочилось в квадратное подвальное окошко, Алан все-таки заснул. И заснул на удивление крепко. Часа два подряд он пытался как-то лечить Фила, вспоминая уроки Стефана — «Каждый человек может выгнать любую болезнь из тела. Помолись, возьми ее руками и с Божьей помощью выдерни из больного прочь. У тебя, Алан, должно хорошо получаться, я это точно знаю».