Один из сторожей свалился в лихорадке. Унылая колонна людей и животных проплелась однажды утром рябыми от пыли улицами по направлению к пристани. Они отправились в путь в понедельник, а в среду в полдень, не доезжая шести километров до Александретты, увидели море. У дороги стояла небольшая кофейня, которую содержал предприимчивый негр, рядом находился колодец с прохладной водой. А ближайший корабль отправлялся только через десять дней! Они разбили палатки и, как писал Хуманн, «в виду голубого моря предавались отдыху».
Не был ли результатом этого отдыха оптимизм, позволивший ему писать: «Цель, к которой мы стремились, была достигнута, мы нашли хеттскую постройку, которую искали, и даже не на очень большой глубине. Теперь можно было смело начинать новую кампанию, ибо холм перестал быть неисследованной грудой мусора, его тайна была приоткрыта, речь шла о том, чтобы окончательно раскрыть ее».
Здесь необходима оговорка, что Хуманн переоценил результаты своей работы и тем более преувеличил надежды на будущее. Преувеличенными были и надежды первых участников раскопок в Кархемише, начатых в 1878 году совершенно по-дилетантски. Сменившие их специалисты добились уже научных результатов. Но все, что там было найдено, касалось поздней хеттской культуры (все находки относились к I, а не ко II тысячелетию до н. э.) и хотя было весьма интересным, но мало дало для хеттологии, находившейся на ранней, вопрошающей и исследующей стадии (ибо дело здесь заключалось в том, чтобы выяснить, действительно ли хетты стояли во главе переднеазиатской империи).
Весьма забавно, что прекрасно проведенная экспедиция под руководством Хуманна дала лишь второстепенные сведения, в то время как двадцать лет спустя и из рук вон плохо организованной экспедиции суждено ныло сделать действительно сенсационные открытия, которые помогли наконец установить, какова была роль хеттов в истории Переднего Востока. Следует добавить, что последняя экспедиция (ею руководил немец доктор Гуго Винклер) могла осуществиться исключительно благодаря случайности.
Дело в том, что один из лучших английских археологов еще до Винклера добился у турецкого правительства разрешения начать раскопки в Богазкёе, городе, открытом Тексье. Однако в это время бряцавший орущем германский император Вильгельм II был с турецким султаном Абдул Гамидом II в лучших отношениях, чем английский король Эдуард VII. Политическая дружба имела экономическую основу. В 1899 году немецкий банк получил концессию на строительство Багдадской железной дороги, одного из величайших в мире проектов железнодорожного строительства. Нужно ли удивляться тому, что фирман, позволявший копать в Богазкёе, был отдан немцу, а не англичанину? Это разрешение было дружественным жестом султана по отношению к германскому императору, весьма благосклонно относившемуся к археологии.
Винклер ведет раскопки в Богазкёе
Споры вокруг хеттской проблемы обострились. Изучая сегодня события прошлого, мы легко можем выделить суть дела, которая стала очевидной лишь в наши дни. В путанице же разноречивых и ошибочных толкований раннего периода исследования эта сущность оставалась скрытой.
Для того чтобы показать, каково было положение вещей примерно в 1907 году, приведем высказывание человека, которому предстояло вскоре сделать важные открытия. В декабре 1907 года Гуго Винклер писал в тридцать пятом номере «Известий Германского восточного общества»:
«Наряду с памятниками чисто малоазиатской или хеттской культуры тем временем стали известны также материалы, доказывавшие сильное влияние Вавилона и на эти страны. Благодаря случаю почти одновременно с документами Эль-Амарны были найдены глиняные таблички с клинописью в Малой Азии, причем оказалось, что место их находки — курган Кюльтепе у деревни Караююк, расположенный примерно в трех часах езды к востоку от Кайсери. Трудные для понимания и бедные по содержанию таблички все же доказали влияние на Малую Азию культуры стран клинописи и, таким образом, явились желанными свидетелями этого влияния наряду с теми немногими малоазиатскими письмами фараону, которые были найдены в Эль-Амарне. Гам было лишь несколько малозначительных писем царя хеттов Суппилулиумаса, а также два других письма, содержавших больше загадок, чем объяснений.
Это было, во-первых, послание Аменофиса III царю Арцавы Тархундараусу, из которого можно было заключить, что страна Арцава находилась где-то в Малой Азии. Определить ее более точное положение невозможно.
Во-вторых, имелось письмо некоего государя Лапава, который в другом месте назван северным соседом царства Иерусалим и резиденцию которого, следовательно, нужно искать примерно в районе Кармела.
Было совершенно непонятно, как согласовать эти факты и объяснить применение в Палестине, в области, где впоследствии возникло государство Израиль (Самария), языка, который следовало рассматривать как язык страны Арцавы».