Тем самым эта находка вошла в число тех археологических открытий, которые граничат с чудом, как открытие Шлиманном Трои на основании сообщений Гомера, находка Лайардом «Нимруда». Но больше всего это происшествие своей неправдоподобностью сходно с успехом Георга Смита, который в начале семидесятых годов отправился из Лондона в Ниневию, чтобы найти несколько недостающих глиняных табличек для пополнения Гильгамешского эпоса, — и нашел их. Теперь понятно, что Винклер, далекий от сантиментов и больной человек, внезапно проявил в своих записях такую экзальтацию. «20 августа, примерно после двадцатого дня раскопок, пролом, проложенный в гальке горного склона, достиг первой стены. Под ней была обнаружена хорошо сохранившаяся табличка, одним своим внешним видом производившая многообещающее впечатление. Только взглянув на нее, я понял, что все, что мною сделано в жизни до сих пор, — ничто. Здесь был текст, увидеть который можно было только мечтать. Рамсес писал Хаттусилису об их двустороннем договоре. Правда, за последние дни было найдено много обломков табличек, в которых шла речь о договоре между обеими странами. Однако вновь найденная табличка удостоверила, что знаменитый договор, известный по иероглифической надписи на стене храма Карнака, действительно получил свое толкование и от другого участника договора. Рамсес, наделенный точно теми же титулами и происхождением, что и в тексте договора, высеченного на скале, пишет Хаттусилису, обозначенному так же, и содержание письма дословно совпадает с параграфами договора».
Далее Винклер сообщает: «Именно у меня чтение этого документа должно было вызвать своеобразные чувства. Восемнадцать лет прошло с тех пор, как я в музее в Булаке ознакомился с письмом царю Арцавы из Эль-Амарны и в Берлине изучил язык митанни. Исследуя факты, открытые благодаря находке в Эль-Амарне, я тогда высказал предположение, что договор с Рамсесом также, по-видимому, первоначально мог быть составлен в клинописи. И теперь я держал в руках одно из писем, написанных по этому поводу, в прекрасной клинописи и на хорошем вавилонском языке!»
Было необходимо произвести в следующем году еще более обширные и более тщательно подготовленные раскопки. Ибо уже в этом, 1906 году Винклер пришел к убеждению, что обнаружил в своих раскопках не прост, один из многих хеттских городов, но что он находится на территории древней столицы империи хеттов.
Здесь было слишком много документов государственного значения — разве не хранился обычно государственный архив в резиденции царя? И разве резиденция царя не являлась, как правило, в то же время столицей страны? Но как назывался этот город? Известна часто встречавшаяся древневосточная особенность — название столицы совпадало с названием страны. По-видимому, можно было — и Винклер сделай это — из названия «страна Хатти» вывести название «столица Хатти».
Винклер был прав.
Если мы теперь считаем, что этот город, могуществом равный некоторое время Вавилону и Фивам, назывался Хаттусас, то это лишь новое толкование основанное на более совершенных филологически знаниях.
Винклеру действительно удалось с первых же шагов обнаружить сердце и мозг Хеттского царства. Запись сделанная им в 1907 году, выражает его уверенность в том, «что вновь открытый архив на долгое время даст работу не одному ученому».
Он сам продолжал раскопки, которые в следующем году оказались еще плодотворнее, чем в первом, — при неблагоприятных условиях. И по сей день в Богазкёе успешно ведутся раскопки. Не удивительно, что Винклер отныне чувствовал себя тесно связанным с Богазкёем.
Однако в XX веке археологические исследования перестали быть делом только энтузиазма. Давно прошли промена раскопок, проводившихся искателями приключений (Лайард, который отправился в путь в 1845 году, имея в кармане шестьдесят английских фунтов, и открыл Ниневию, Бельцони, который начиная с 1817 года вскрывал царские гробницы).