Узнай меня

– Ты урод! Ты что творишь?! – орал на него троюродный брат, на которого он работал с первого дня. – Ты понимаешь, что вашими рожами все столбы и заборы обклеены! О чем ты вообще думал, когда возвращался?! Как на улицу собираешься выходить? Тебя же первый постовой считает!

Он молчал. Молчал и не соглашался.

Во-первых, он кардинально поменял внешность. Отрастил длинные волосы, усы и стильную бородку. Волосы зачесывал назад и убирал в хвост. Это придавало ему вполне интеллигентный вид. Он стал похож на умненького выпускника престижного вуза. Он поменял гардероб. Короткие куртки косухи и джинсы ушли в прошлое. Им на смену явились узкие клетчатые брючки, ботинки на толстой подошве, укороченные пальто и тренчи. И еще шарфы. Целая коллекция длинных объемных шарфов, которые он мастерски научился накручивать вокруг шеи. И еще стильные очки в черной оправе с обычными стеклами.

Его было не узнать. Он сам себя не узнавал в зеркале. Что говорить о каких-то тупых постовых, давно замявших в карманах его композиционный портрет.

Во-вторых, он поменял документы. И из Ивана Смолянского превратился в Вадима Андреевича Серегина, тридцати трех лет от роду. Холостого, не судимого, с хорошей кредитной историей.

В-третьих, он поселился в семнадцатиэтажной новостройке.

Выбор был не случаен. Он давно понял: в таких домах затеряться проще всего. Он там превратился даже не в иголку в стоге сена, он превратился в пылинку в этом самом стогу. Никому из жильцов не было дела друг до друга. Они даже здоровались редко.

Прошло полгода. Потом еще полгода. Его брат удивленно пожимал плечами.

– Ты не так уж и глуп, Вадик, – делал он нажим на его новом имени. – Новый образ. Новые документы. Теперь тебе все это надо легализовать.

– Каким образом?

– Тебе надо устроиться на работу. Может, даже жениться.

– На работу? На какую такую работу? – морщил он высокий лоб.

– Ты же у нас бухгалтер по образованию, – хмыкал троюродный брат. – Вот и давай.

– В офисе сидеть?! – ужаснулся он тогда.

– А что? Чисто, тепло, сухо. Это не на зоне деревья валить, – ядовито ухмыльнулся брат. И добавил: – Все лучше, чем на зоне.

– А диплом? Где я возьму диплом на новое имя? Сейчас все по базам пробивают.

– А ты на курсы сходи. На платные. Деньги-то есть.

Деньги были. Он до сих пор благодарил небеса. И хотел даже свечку в храме поставить собственной предусмотрительности. Не решился. Счел богохульством. Потоптался на пороге церкви и не вошел.

Деньги были.

Их хватило на новый облик. На квартиру. На то, чтобы поделиться с братом. И на нормальное житие-бытие.

– И как это у тебя ума хватило пару сумок прихватить! – неоднократно хвалил его потом брат. – Как чувствовал!

Да ничего он не чувствовал в тот момент, когда они после налета решили разделиться и встретиться через день для дележа. Ничего даже в душе не дрогнуло. Ничего не подсказало, что опасность близко. Он ликовал в тот момент, когда они бросили угнанные у Кадашова тачки и расходились дворами по хатам, которые заранее сняли для такого дела. Хат было три. Две на день, где они должны были спрятаться сразу после дела. В третьей они должны были встретиться для дележа.

Предполагалось, что Вадик, тогда еще Иван, выполняющий роль водителя, укроется один в квартире на набережной. А двое других его подельников с добычей спрячутся в квартире через пару кварталов от того места, где они бросили машину. Сумки должны были забрать подельники. Он должен был уйти пустым. Потому что до квартиры на набережной идти было прилично. И когда обсуждались детали предстоящей операции, он был со всем согласен. Но стоило подельникам похватать сумки из машины и тронуться с места, как он заартачился. И потребовал пару сумок себе.

– Вы идиоты, что ли! – начал он их урезонивать, когда его предложение не нашло отклика. – У вас поклажи, как у верблюдов. Сразу заподозрят. Любая бабка вас срисует во дворе и тут же в полицию позвонит.

Со второй попытки у него получилось. Он их убедил. И ему передали пару сумок с деньгами Кадашова. Они разошлись в разные стороны. И залегли на сутки.

На второй день, ближе к вечеру, он пришел на третью съемную квартиру, где они должны были делить деньги на четверых. Там никого не было. Он прождал до самого утра. Никто не пришел. И тогда он понял: его кинули. И чуть не на коленях возблагодарил судьбу за то, что вытребовал у подельников две сумки. Или собственную жадность он возблагодарил. Потому что именно она потребовала возмутиться в тот момент, когда они разбегались.

Или судьба улыбнулась? Или все же жадность?

Его подельники пропали. Слились. Никто их не нашел. Нигде. И то, что они унесли с собой, нигде позже не всплыло. Ведь кроме денег в одном из саквояжей были камни.

– Если бы, Вадик, мы смогли их найти. Смогли их обналичить, то хватило бы не только нам, но и нашим внукам, – горевал потом его троюродный брат.