Узнай Москву. Исторические портреты московских достопримечательностей

Затем, ознакомившись со списком детей, который захватил с собою Тутолмин, Наполеон вновь пошутил, сказав с улыбкой, что всех взрослых девиц таки успели эвакуировать! (Действительно, детей старше 11 лет велела вывезти в Казань вдовствующая императрица Мария Федоровна, еще 22 августа давшая следующее указание: «Помышляя, что жизнь, честь, невинность и нравы их могут подвергнуться опасности, я почитаю необходимым удалить из Москвы всех воспитанниц свыше 11 лет и воспитанников свыше 12 лет».) Тутолмин не преминул пожаловаться и на оставшийся месячный запас продовольствия в Воспитательном доме.

Граф Ф.В. Ростопчин. Фрагмент портрета О. Кипренского, 1809

Неизвестно, какую еще шутку отпустил бы Наполеон, если бы взгляд его не остановился на окне, откуда ему вновь показалась сгоревшая Москва. Император опять переключился на больную тему: «Несчастный! К бедствиям войны, и без того великим, он прибавил ужасный пожар, и сделал это своей рукой хладнокровно! Варвар! Разве не довольно было бросить бедных детей, над которыми он первый попечитель, и 20 тысяч раненых, которых русская армия доверила его заботам? Женщины, дети, старики, сироты, раненые - все были обречены на безжалостное уничтожение! И он считает, что он римлянин! Это дикий сумасшедший!» Нетрудно догадаться, что Наполеон вновь вспомнил о Ростопчине, дав ему такую объемную и эмоциональную характеристику.

Наконец, взяв себя в руки, Наполеон выдавил из себя то, ради чего он и позвал в Кремль Тутолмина: он выразил готовность к заключению мира с Александром I, которого, как оказалось, он очень любит и уважает. Тутолмин и призван был стать тем перекидным мостиком, по которому желание «миролюбивого» французского императора достигло бы ушей и глаз русского государя. Наполеон попросил Тутолмина немедля написать соответствующий рапорт своему царю.

Уже на следующий день Тутолмин такое письмо отправил и отвез в Кремль для ознакомления с его текстом французского императора. Долгими путями шел рапорт Тутолмина в столицу, но в конце концов достиг царского двора. Однако ответа не удостоился - в переписку с Наполеоном Александр I вступать не пожелал.

А население Воспитательного дома все прибавлялось, но теперь уже не за счет москвичей, искавших под его крышей спасения и тепла, а посредством расквартирования там французских жандармов, коих для охраны дома прибыло три сотни человек. И ведь всех их надо было кормить и расселять! Тутолмину даже пришлось отдать жандармскому полковнику свою собственную квартиру. Жандармы, надо отдать им должное, исправно несли службу, ограждая Воспитательный дом от мародеров.

Однако в еще большем количестве французы наводнили Воспитательный дом, когда в нем был устроен госпиталь для раненых и больных солдат и офицеров. И тогда возникла третья опасность: заразные французы могли вызвать эпидемию среди воспитанников и рожениц с грудными детьми. 10 сентября Тутолмин опять осмелился возражать, апеллируя к Наполеону: «Всемилостивейший Государь! Ваше Императорское и Королевское Величество изволили удостоить невинных и несчастных детей Вашего покровительства. Я повергаюсь к стопам Вашим, прося о продолжении оного... и умоляю Ваше Величество не допустить того, чтобы заведение, основанное на человеколюбии и состоящее под Высочайшим покровительством, приведено было в расстройство. Я униженно прошу Ваше Величество повелеть поместить больных в большое окружное строение и корделожи, в которых находится теперь Ваша гвардия».

В общей сложности через устроенный таким образом в Воспитательном доме лазарет прошло более восьми тысяч французов. Соседство это не прошло даром для населения дома. У детей и служащих началось расстройство здоровья, болезни, повысилась смертность. А как же иначе может быть в условиях жуткой антисанитарии - ведь умерших оккупантов (всего за это время скончалось около двух тысяч французов) хоронили тут же, рядом, неподалеку от стены Китай-города, кое-как присыпая землей и известью.

Вскоре обнаружилась и большая потребность в муке и крупах, необходимых для кормления детей: «В доме сем хлеба оставалось уже очень мало, доходило почти терпеть голод, бедныя питомцы питались только третьей долей своей порции; протчие ж живились одною вареною пшеницею. Благодарение Богу, что сие жестокое время случилось еще осенью, и можно было кое-как довольствоваться огородными овощами».

Тогда Тутолмин вновь был вынужден обратиться к помощи французов, выдавших Воспитательному дому 100 центнеров пшеницы и 20 центнеров круп. Но все это нужно было перемолоть, а мельниц в окрестностях Москвы почти не осталось. Как вспоминал эконом Христиани, с трудом удалось ему отыскать одну мельницу, на которую в сопровождении французских жандармов он и отправился. Поездка эта была сопряжена с большими опасностями и риском для жизни, создаваемым, в первую очередь, мародерами.