Узнай Москву. Исторические портреты московских достопримечательностей

В 1826-1829 годах здесь нередко бывал Александр Пушкин. Да и мыслимо ли представить, чтобы поэт мог быть каким-то образом обойден вниманием честолюбивой хозяйки знаменитого салона? Не прошло и недели после возвращения поэта в Москву в сентябре 1826 года, как он получает приглашение почтить своим вниманием «римское палаццо» на Тверской. Пушкин пришел. Оказавшись в центре внимания уймы салонного народа, с интересом внимал он Волконской, исполнившей романс «Погасло дневное светило...» на его стихи. Поэт, как писал очевидец, был живо тронут этим обольщением тонкого и художественного кокетства. И только.

Чтобы заманить Пушкина в следующий раз в пределы своего салона, Волконская вынуждена была прибегнуть к помощи Вяземского, упрашивая его: «Приходите ко мне обедать в воскресенье непременно, я буду читать кое-что, что, я надеюсь, Вам понравится - если возможно поймать мотылька Пушкина, приведите его ко мне. Быть может, он думает встретить у меня многочисленное общество, как было, когда он приходил в первый раз. Он ошибается, скажите ему это и приведите обедать. То, что я буду читать, ему тоже понравится».

Что могло спугнуть «мотылька Пушкина» в первый раз? Если верить современникам, это могла быть просьба что-нибудь почитать, ведь его часто представляли как «прославленного сочинителя». Вот, например, Степан Шевырев (в будущем он станет учить детей Волконской) пишет: «Будучи откровенен с друзьями своими, не скрывая своих литературных трудов и планов, радушно сообщая о своих занятиях людям, известно интересующимся поэзией, он (Пушкин. - А.В.) терпеть не мог, когда с ним говорили об стихах его и просили что-нибудь прочесть в большом свете. У княгини Зинаиды Волконской бывали литературные собрания понедельные. На одном из них пристали к Пушкину с просьбою, чтобы прочесть. В досаде он прочел “Поэт и чернь” и, кончив, с сердцем сказал: “В другой раз не станут просить”».

Эти слова Шевырева даже дали повод ряду пушкинистов «скорректировать» утверждения о безусловно положительном отношении поэта к салону Волконской. В подтверждение предъявляется письмо Пушкина к Вяземскому около 25 января 1829 года, в котором он пишет о «проклятых обедах Зинаиды». О частых посещениях Пушкиным салона Волконской на Тверской писали многие, в том числе жандармский полковник Бибиков, доносивший об этом «по начальству» в начале ноября 1826 года, ну и конечно, Вяземский, Киреевский и другие.

А помимо Пушкина и перечисленных литераторов бывали здесь Чаадаев, Жуковский, Баратынский, Языков, Загоскин, Погодин. Гостей радовали своим пением не только сама княгиня, но и граф Миньято Риччи и его жена Екатерина Петровна, урожденная Лунина.

Это была колоритная пара. Екатерина Лунина (1787-1886), единственная наследница богатого состояния, еще в детстве обнаружила хорошие вокальные данные. А в 1809 году после окончания Филармонической академии в Болонье она удостоилась звания первоклассной певицы и золотого лаврового венка - редкой награды для вокалистки русского происхождения. С успехом выступала в европейских столицах, пела перед королями и императорами, заслужив, в частности, похвалу Наполеона. Кроме того, она была еще и композитором, играла на арфе и клавесине. А вот красоты Бог ей не дал, наделив Лунину довольно заурядной внешностью. Граф Федор Головкин даже писал о ее «безобразии», способном «обратить в бегство кого угодно». И в то же время это был один из лучших голосов Европы, а его обладательница имела стотысячный годовой доход в приданое. К ней много раз сватались (чуть ли не двадцать три раза), но она всем отказывала, даже испанскому гранду, пока, наконец, сердце Луниной не поразил красивый итальянец граф Миньято Риччи (1792-1877). Он был на пять лет ее моложе - но чего не сделаешь ради денег! Любви все возрасты покорны. Венчались они в 1817 году в Риме, а в Москве супруги жили в усадьбе Луниных на Никитском бульваре.

У Волконской супруги пели нередко дуэтом. «Чудесно поет этот Риччи... Любо слушать мужа с женой. Когда она была брюхата в первый раз, Миттерних сказал ей: “Дети кричат, рождаясь в свет; но я уверен, сударыня, что ваше дитя будет петь!”», - вспоминал Александр Булгаков. А Михаил Бутурлин припоминал, что «графиня Риччи славилась когда-то певицей из аматерок первого разряда, но в мое время она была далеко не молода и артистическая звезда ее померкла. Голос, хотя еще обширный, высказывался визгливостью и был не всегда верной интонации. Граф Риччи, десятью, если не более, годами моложе своей жены, был флорентиец без всякого состояния. Певал он с большим вкусом и методом, но басовый голос его был не силен, отчего нельзя ему было пускаться на сцену. Был он превосходный комнатный певец и особенно хорошо певал французские своего сочинения романсы».