Вид на здание Московского университета со стороны реки Неглинной.
Худ. И. Мошков, 1800-е годы
Например, в самый разгар Крымской войны, в период обороны Севастополя в 1855 году, он придумал устроить бал в честь столетия Московского университета, для чего приказал каждый день собирать студентов на построение и шагистику. Это делалось для поднятия патриотических настроений в Москве. Много в университете было и подозрительных людей, особенно среди преподавателей философии, о чем Закревский докладывал управляющему третьим отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии Леонтию Дубельту: «Выпущенный из Московского университета, со степенью кандидата, уроженец Западных губерний Александр Зенович, не желая вступить в службу, потому будто бы, что имеет исключительную страсть к наукам и намерен при первой возможности отправиться за границу, живет в Москве довольно богато и, чуждаясь общества русских, собирал в своем доме поляков, рассуждал с ними о политике и при всяком удобном случае провозглашал свою ненависть к русским». В итоге Зеновича, выпускника юридического факультета, в 1849 году выслали в Пермь. В дальнейшем он будет тобольским гражданским губернатором (1863-1867). А вот кого можно было не остерегаться на предмет опасных мыслей, так это купечества. Но вот ведь какая штука -несмотря на открытость университета не только дворянскому сословию, московское купечество не спешило на Моховую. Как писал купец Николай Вишняков, оно «не доверяло просвещению и не признавало для себя его необходимости. До середины 1850-х годов между нашей многочисленной родней и знакомыми не было ни одного лица с университетским образованием. Старики держались того взгляда, что наука только отбивает от дела, и, со своей точки зрения, были безусловно правы. Условия, среди которых жило купечество, были до такой степени первобытны, что у человека, получившего мало-мальски сносное образование, должно было являться непреодолимое желание уйти из этой среды. Конечно, этому бывали не раз и примеры. Старое поколение запоминало это и сердилось, не будучи в состоянии оценить причины отвращения. В самом деле, с точки зрения, например, моего отца, что требовалось для его сыновей? Требовалось, чтобы они вышли хорошими купцами, поддержкой ему на старость и продолжателями его дела, которое кормило семью и давало хороший барыш... Если сыновей образовывать дальше, то сделаешь из них только “ученых”, которые будут брезговать отцовским делом и оно, значит, рано или поздно обречено будет на погибель, а сами молодые люди под конец пойдут по миру. Наука плохо кормит, а в чиновники им идти не к лицу: зазорно состоятельному купеческому сыну от своего-то прибыльного дела записываться в чернильные крысы. Таким образом, наука была страшилищем, враждебным как семейным, так и торговым интересам».
Во второй половине XIX века многое стало меняться, Московский университет стал все больше превращаться в своеобразный «генератор» передовых идей своего времени, особенно в области общественного переустройства. «Тогдашнее студенчество делилось на множество кружков, но совершенно частного характера, без определенной организации и представительства, и с этими кружками профессорам приходилось вступать в сношения исключительно по вопросам научного характера. Столкновения между отдельными студентами и целой группой их бывали у членов инспекции, но они не принимали за время моего пребывания в университете слишком острого характера, подобного тому, что было потом, в конце семидесятых и восьмидесятых годов. Студенты в шестидесятых годах были менее требовательны, чем теперь, в отношении своих академических прав, и собственно на этой почве я помню лишь одно крупное явление, “Полунинскую историю”, возникшую, если не ошибаюсь, уже в начале 1870 года из-за недовольства студентов-медиков профессором Полуниным, слушать лекции которого они отказывались, кончившуюся тем, что, кажется, семнадцать студентов были исключены из университета. На юридическом факультете эта история, вызвавшая сильное раздражение против начальства, применившего столь строгую дисциплинарную меру, отозвалась тем, что между студентами была открыта подписка в пользу исключенных и собрана порядочная сумма.