И на самом деле я не хочу сказать, что мы какие-то герои, мне прямо даже неловко, мы не герои, мы обычные, помощь нормальная, но, по сути, ты понимаешь, что блокировка жизнедеятельности в этих условиях должна решаться. Решаться для многих — для детей, для родителей с детьми-инвалидами, для лежачих больных, у которых, например, нет возможности пригласить няню, которая помогает перевернуть лежачего, это тоже очень важно. В районах такие ситуации бывают, я вчера узнала — в соседнем доме маму забрали в больницу, четырнадцатилетний ребенок остался дома один. Я дала наш телефон и сказала, что, если о таком случае узнаете, разместите везде, кто-нибудь из волонтеров возьмется патронировать ребенка, оставшегося одного дома, чтобы он просто не ел колбасу с хлебом, а горячее питание».
Виктория.
«По поводу страха коронавируса и массового психоза, нагнетаемого СМИ, где уже не осталось новостей, кроме как про пандемию. Это мое личное мнение при условии, что два месяца мы находимся в «Коммунарке» — это непросто, этого не нужно бояться, но нужно быть вооруженным, предупрежденным и дома. Это нельзя отпускать на самотек, нужно держать под контролем. Если говорить про динамику, я могу сейчас уйти в медицинские термины — динамика положительная по сравнению с тем, что было два месяца назад, каких пациентов мы видели, и с тем, что происходит сейчас, все становится лучше и, наверное, все хорошо будет совсем скоро. Но понятие это до сих пор размыто и все знают, что все карантинные меры, самоизоляция и защита придуманы не для того, чтобы уничтожить вирус, и, если мы сядем дома, сделаем вот так — его нет. Это не так. Было бы здорово, но это не так, к сожалению. Это для того, чтобы тот же самый медицинский персонал, волонтеры справлялись с нагрузкой, которая легла на их плечи, потому что если все разом выйдут и все разом заболеют, может быть, и не тяжело заболеют…Я могу признаться, что я переболела коронавирусом и у меня есть антитела и я переболела бессимптомно. То есть я не заметила, мне кажется, что я просто моргнула и оп — у меня антитела, мне повезло. Но это не говорит о том, что еще раз не заболеешь. Никто не знает. Я могу заболеть и тяжело, в реанимацию вчера поступила девочка 23 лет, она на ИВЛ, у нее нет сопутствующих заболеваний вообще. Да, мы видели, как умирают люди 40 лет без сопутствующих заболеваний.
У меня пациентка позавчера выписана домой, полтора часа разговаривали с ее дочкой, я говорю: «Вот так ее обрабатывать, у нее пролежни остались», еще чего-то. Сегодня в три часа ночи два пропущенных. Я думаю: все, они там убили бабку, все, кошмар.
В три часа ночи пропущенное сообщение: «Маша, а хлоргексидин лучше спиртовой или водный?» Даже не так: «Доброе утро, Маша, а хлоргексидин спиртовой или водный?» Но там проблема в том, что мы сейчас шутим, а дочь — семь недель назад у нее мама прыгала, бегала, клеила обои, а потом начала кашлять, а потом через три дня слегла… Еще даже не было никакой особо пандемии — это был конец марта. Это пациентка, которая лежала ровно то время, что я волонтерила, мы ее вчера выписали.
В общем, мама у нее прыгала, бегала, потом начала кашлять, думали — простуда и хрен с ней, такая женщина — ух! Звонит дочь и говорит: «Она сама дойдет?» А я пытаюсь объяснить дочери, что ее мама шесть недель пролежала на аппарате искусственной вентиляции легких, умирала у нас несколько раз, уходила в сепсис, и все дела. То есть мы ее похоронили мысленно уже раза три. И я пытаюсь объяснить ее дочери, что мама сама не переворачивается, мама сама не садится. Она мне говорит: «А ей правда обязательно инвалидное кресло?» Я говорю: «Ей не только обязательно инвалидное кресло, она еще в него первую неделю даже не сядет». И там такое молчание в трубку, я думаю — замечательно…
Плана Б нет, и как вы говорите — бояться или не бояться, вот: 55 лет, абсолютно здоровая женщина…
Были 70-летние пациенты, которых мы чуть ли не теряли, не планировали, что человек сможет выйти, а через полтора месяца выписывали, после тяжелого лечения. Они своими ногами выходили после реанимации в терапию и с терапии уходили домой. И есть сорокалетние люди, которых мы теряли за трое суток. Тут не угадаешь.
Дело в том, если честно, по моему мнению, наиболее защищенным от всей этой ситуации, от всей грязи и от всего негатива, который льется из СМИ, от всего, вообще от вируса, — наиболее безопасно — это подтвердят все, кто там был, — ты чувствуешь себя там, в эпицентре, где ты каждый день, каждую минуту контактируешь с больными, ты видишь их анализы, ты знаешь, что у них этот коронавирус, ты в полной защите, жарко, не видно вообще, но ты чувствуешь себя там безопаснее, нежели когда ты едешь в метро, заходишь в подъезд, заходишь к себе домой и включаешь телевизор. Я не знаю, откуда сложилось это ощущение, но в самом эпицентре, когда мы туда попали, мне кажется, никто не боялся. Все знали, куда идут».