Узники Кунгельва

— Был у меня один старый приятель. Он работал в сувенирной лавке на старом Невском, ближе к Лиговскому проспекту. Ага, вижу тень узнавания на твоём лице. Приятно встретить земляка! Хорошо, возможно, тогда ты знаешь лавку «Предметы памяти». Сейчас там заправляет племянник моего приятеля, но тогда — год назад — первый её хозяин был ещё жив и славился крепким здоровьем. Когда тебе семьдесят и ты всё ещё ездишь на работу на велосипеде — это очень отрадное зрелище в любых глазах, кроме глаз наследника. Но речь не об этом. Когда-то он был женат, но состоял в разводе уже более тридцати лет, часть из которых, однако, они с бывшей супругой тесно общались.

Виль Сергеевич заказал себе ещё кофе (перед этим взглянув на Юрия и дождавшись кивка — да, мол, всё оплачу) и продолжил:

— Они общались года три или около того. А потом она пропала. Мой друг был человеком здравомыслящим, он понимал, что как только она найдёт себе хорошего мужика, вряд ли станет названивать с предложениями посидеть в парке и покормить уток.

— Это женщина с фотографии?

— Не перебивай. Да, это она. Когда она исчезла, мой друг не стал, фигурально выражаясь, включать сирены. Он отпустил её. Женился ещё раз, обзавёлся сыном, который умер в возрасте двух лет, вновь развёлся. Не знаю, забыл он её или нет — наверное, не до конца, так как эта фотокарточка пролежала у него с момента их расставания, — когда спустя двадцать восемь лет она вновь возникла на его пороге.

Виль Сергеевич помолчал, глядя как сквозняк, врывающийся в приоткрытое окно и утекающий в дверь, колышет многочисленные драпировки (складывалось впечатление, что там, везде вокруг, прячутся люди, репетируя театральную постановку; но время завтрака давно уже прошло, и кафе, за исключением их двоих, было пусто). Потом подался вперёд и вновь развернул фотокарточку лицом к Юре.

— Он сказал, что она не изменилась внешне. Совсем. Возможно, это просто старческая ностальгия по былым временам, но ум моего друга был очень хваток. Бриллиантовый ум. Излишняя требовательность его, может, и дала слабину, но в общем и целом он был ещё крепок. «Она могла быть её дочерью, — так он говорил, — но это действительно была она, моя бывшая супруга». Эта фотография была сделана, когда они были ещё женаты. Здесь ей тридцать восемь. Сейчас, должно быть, семьдесят-семьдесят один.

— Загадка как раз в вашем стиле, — сказал Юра.

— Не паясничай, молодой человек. К загадке я ещё не приступал, — глаза детектива стали жёсткими, блестящими, как две монетки. Эти глаза — взгляд хорька, готового вцепиться в жертву и не отпускать, — мгновенно стёрли улыбку с лица Юры. — Она провела у моего друга всего несколько часов, отказавшись от предложения остаться ночевать, потом растворилась в сумерках, будто её и не было. Но мой друг утверждал что была. Весь день она изучала его, как зонд изучает поверхность планеты, к которой добирался долгие световые годы. Пристально, не пропуская ни одной детали. Все его вопросы отскакивали, как горох от стенки. Она так и не призналась ни зачем приехала, ни где была всё это время, ни как ей удалось обмануть годы. Уж не изобрела ли она машину времени? Перед тем как уехать, она изрекла страшное пророчество: «Ты умираешь. Тебе осталось полгода, двадцатого августа тебя не станет. У тебя хорошее сердце, но кислорода, который требуется твоему миокарду, скоро будет не хватать. Почувствуешь это не сразу. Примерно сорок три минуты тебя будет мучать ноющая боль в груди, не дающая даже нормально вдохнуть, но к тому времени как приедет скорая помощь, тебя уже не будет в живых. Я не предлагаю тебе обследоваться: сейчас обследование вряд ли что-то покажет, а лечение не даст результата. Но есть ещё время, чтобы спастись. Тебе нужно бросить всё и ехать со мной — прямо сейчас. Дела можешь передать позже, по телефону или в письме».

— Он не поехал?

— Конечно же, нет. Он был большим упрямцем, Моше, и с годами это свойство его характера, как и все негативные проявления у всех на свете людей, только прогрессировало. Но она… наверное, подозревала, что он не согласится. Ведьма она, как утверждал старый прохиндей, или нет — она знала всё с самого начала. Так или иначе, позже Моше обнаружил послание. Оно гласило: «188961, ищи меня в луже». Вот, — для наглядности Виль взял салфетку и, достав из внутреннего кармана карандаш, написал сообщение на ней. — Она раздобыла где-то нож и накарябала его прямо на столешнице в кабинете. Моше, когда показывал, буквально кипел от злости. Это был раритетный стол времён зарождения Антанты, привезённый им из поездки в Париж. Из морёного дуба, покрытый лаком, который, как оказалось, очень легко царапается. Да, мой дорогой Моше был слишком важной птицей для магнитиков.

— А цифры…