Узники Кунгельва

Пришлось постоять на месте, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Даже свет тусклого дождливого полдня казался бы здесь ослепительным. Грязные окна мало того, что почти не пропускали свет, так ещё были закрыты дырявыми жалюзи, а кое-где заклеены газетами.

Детектив оказался подготовлен куда лучше. Деловито оглядевшись, он двинулся куда-то налево, где, как потом увидел Юрий, располагалась барная стойка. Мистер Бабочка двигал свои массивные телеса между круглых столов, расставленных как попало, и деревянных стульев без обивки, разбегающихся как тараканы. Поднимая руки, то и дело извинялся.

Здешним обитателям, каракатицам в пласте ила, не было до него никакого дела. Юрий ожидал увидеть пьющих людей — но почему-то его ожидания брали начало во вкрадчивости американских фильмов об эпохе сухого закона, где любой подпольный бар, окутанный облаками сизого дыма, обладал особенной, ни с чем не сравнимой привлекательностью, подкреплённой стуком кия по бильярдным шарам, соулом из старого патефона и горьким запахом дубовых бочек. В каждом привыкли видеть замаскированного полицейского, у каждого был за поясом кольт или хотя бы выкидной нож, но атмосфера дружбы и сотрудничества, которой, казалось бы, неоткуда было взяться, цвела пышным цветом… а посреди всего этого — она, загадочная дама в чёрном, с сигаретой в длинном мундштуке и бокалом мартини, с тайной за сомкнутыми губами.

Мимолётная грёза появилась и растаяла в один момент. Действительность оказалась крахом всех мечтаний. Этого стоило ожидать… но Хорь был не готов. Он застыл, как громом поражённый, хлопая глазами и стараясь глядеть во все стороны разом. Мистер Бабочка маячил в дальнем конце зала. Никто из присутствующих не смотрел ни на него, ни на молодого человека, застывшего у порога.

Людей здесь словно грызла изнутри огромная чёрная мышь, одна на всех. Она пряталась в тенях, которые отбрасывали скатерти, свисающие почти до пола, таилась за отстающими от стен обоями, сверкала багровыми, злыми глазками папирос-самокруток… и ещё в сердцах, в каждом по-отдельности и во всех сразу. Всё это люди. Сидят, неприкаянные, опустив головы к стаканам, будто пытаются разглядеть в дрянном самогоне хоть что-то, имеющее натуральное происхождение. У дальней стены прямо на полу сложены вонючие тюфяки — сложно было поверить, что кто-то способен преклонить на них головы. Гранёные стаканы, той хитрой советской вариации, которую невозможно разбить, сопровождали каждый шаг тусклым звоном. На подносе за прилавком лежали почерневшие бутерброды и пирожки с ливером. Глядя на хозяина заведения, Юра думал, что такой человек не может готовить еду. У него в подсобке, наверное, стоит чудо техники, механизм на ременной передаче, который нарезает соевую колбасу, достаёт из банки солёные огурцы и чеснок, лепит всё это в съедобный нелицеприятный ком.

Детектив повернулся от стойки и помахал ему рукой. Юрий почти наощупь двинулся вперёд. Под ногами что-то захрустело — пустая консервная банка, из которой вылилось и мгновенно впиталось в доски пола немного жидкости. На одном из столов исходил хрипом магнитофон; музыка показалась Юре настолько отвратительной, что он даже не понял, на каком языке поют.

— Её здесь нет? — Виль Сергеевич будто не мог поверить своим глазам и нуждался в подтверждении со стороны.

Юрий покачал головой. Женщины здесь присутствовали, но с дамой на фотографии у них было общего столько же, сколько у черепахи с павлином. Это жалкие, опустившиеся создания, похожие на горбатых птиц, разучившихся летать. Они смолили те же сигареты, что и мужчины, и смотрели в окно с таким выражением, словно ожидали там увидеть себя самих, свернувших с этой кривой жизненной дорожки и нашедших себя в другом мире. С ворохом детишек, любящим мужем и счастливыми, здоровыми родителями.

— Эй, господин хороший, — громко сказал Виль Сергеевич бармену, который не торопился к ним подходить. И когда он всё-таки приблизился, сунул под нос бумажник с фотографией. — Узнаёшь её?

Бармен хранил молчание. Это хромой мужик в грязной бандане, повязанной поверх длинных патлов, в потрёпанной джинсовке и фартуке с логотипом пива «Балтика». Он переминался на месте и, кажется, больше всего на свете мечтал вернуться в свой угол, под свет настольной лампы.

Незнакомцы требовали внимания. Он не мог предложить им самим налить себе «столичной» или семьдесят второго портвейна, а после вписать имена в пустую строчку толстой тетради в жирных пятнах, навечно закрепив на шеях ярмо вечных должников. Не мог распространить над ними шлейф своего превосходства, своего царственного внимания.

— Если не будете ничего брать… — сказал он, перебегая глубоко запрятанными в череп глазками с одного незнакомого лица на другое и в конце концов остановив свой взгляд на детективе, который, видно, внушал ему куда больше почтения, чем щуплый сутулый очкарик.

Юрий оглядел ассортимент бутылок, представленных на витрине, и скептически пожал плечами. Ему хотелось покинуть помещение. Ясно же, что они пришли сюда по ошибке. Но Виль Сергеевич улыбнулся.