Узники Кунгельва

5

Поздно вечером в сопровождении Александры они вновь спустились вниз, чтобы всё-таки поужинать. Спустились усталые, задумчивые, окружённые призраками былых потрясений и надежд людей, что жили здесь когда-то, а потом уехали, оставив в одном из обзорных люксов на последнем этаже груз со своих сердец. Будто опустошили рюкзаки, с которыми прошли не один километр, увидев на привале что там только камни.

Ещё на подходе к кафе их поглотил шум, похожий на дуновение ветерка у моря: звон бокалов и смех.

— Сегодня там шумно, — сказал мальчишка за стойкой портье. — Наш старый Вениамин отмечает день рождения.

По легкомысленному подмигиванию, которое он адресовал Алёне, было заметно, что он тоже успел принять участие в торжестве.

— Для тебя — Вениамин Витальевич, — холодно сказала Саша, проходя мимо. — Имей уважение к старшим.

Вениамином оказался полный краснолицый мужчина, памятный по шахматной игре с тощим хитрым казахом, когда Алёна и Юрий знакомились с постояльцами. Сегодня на нём были брюки, испятнанные с одной стороны фруктовым желе, и рубашка навыпуск с галстуком тёмно-коричневого цвета. Лицо исковеркано смущённой, явно непривычной мужчине улыбкой.

Наклонившись к самому уху, похожему на пельмень, один подвыпивший завсегдатай желал ему встретить следующий день рождения дома. Мужчина кивал, его лицо становилось всё более задумчивым. Юре показалось это в порядке вещей. Они поздравили именинника: сначала Александра, сердечно заключив его в объятья, потом Алёна от лица их двоих, выпили за его здоровье и присоединились к празднованию. Спустя какое-то время они вдруг обнаружили себя в противоположном конце помещения, за уютным деревянным столиком, пропитавшимся запахом кальяна и зелёного чая — в компании двух молодых людей. Была уже глубокая ночь. Большинство гостей разошлись, только возле стойки ещё варились в собственном соку несколько завсегдатаев, поднимая бокалы за здоровье именинника, — сам он тоже отправился спать. Юрий не слышал, чтобы за весь вечер он произнёс хотя бы слово.

— Наверное, не стоило всё это рассказывать первым встречным, но я бы, наверное, лопнул, честное слово.

Новый знакомец говорил чуть не шёпотом; возможно, причина была в изрядном количестве вина, которое он употребил. Его ощутимо вело влево, и подруга придерживала его голову руками у своей груди.

Этих двоих они видели впервые. Мужчина на вид немного младше Юры, красивое лицо без единого волоска на подбородке (Хорь со своей щетиной почувствовал себя небритой обезьяной), типичный пай-мальчик, в глазах которого плясали чёртики. Похож на Ривера Феникса образца девяносто первого года, когда он вместе со столь же симпатичным и молодым Киану Ривзом снимался в своей лебединой песне, «Мой личный штат Айдахо».

Женщина выглядела старше. Ненамного — быть может, года на четыре. Впрочем, есть тип женщин, которые всегда выглядят старше своих спутников, и есть тип смазливых, молодых людей с тонкими чертами лица, которые нравятся женщинам постарше. Словом, они подходили друг другу, как борщ и сметана. Высокая, прямая, совершенная, как греческая статуя, с роскошными чёрными волосами, прихваченными у шеи простой синей лентой. На ней не было вечернего платья — джинсы и простая белая футболка, — но отводя взгляд, Юрий ловил себя на мысли, что видит краем глаза его очертания. Тени от драпировок и густой уют ковров одевали её щуплые ноги в прекрасный вечерний наряд. Её звали Мариной, его — Владиславом, и они будто вывалились прямиком из телевизора, танцуя весёлое пьяное танго.

Алёна сидела с напряжённой спиной. Видно было, что ей не нравится то, что она услышала, и этот разговор вообще.

— Мы не раскаиваемся, — повторил Слава. — Я знаю, что так не должно быть, не такому учат детишек в детских садиках, но так уж получилось. Да, мы любим друг друга. Да, я всё ещё женат. Давно бы уже снял, но не идёт никак, паскуда. У меня суставы как у носорога.

Улыбаясь, он показал безымянный палец с кольцом. У Марины кольца не было, не было у неё и никакого раскаяния по поводу того, что происходило между ней и Владиславом. Она вообще мало говорила. Алёна уставилась на неё как удав на кролика, однако то, как Марина держала голову Славы, как она гладила его по волосам, отдельные, редкие, но крупные, как прекрасные мотыльки, слова, обращённые к нему, пустили трещину по гордому гербу на щите Алёны Хорь.

У Владислава осталась семья в Питере — жена и ребёнок, девочка шести лет. О дочери он говорил с нежностью, о жене — как о несчастном случае, не смертельном, но неприятном, случившемся довольно давно — но недостаточно давно, чтобы забыть. Судя по тому, что жили они в этой гостинице уже не первый месяц, его брак был давно и безнадёжно разрушен. Если не де-юре, то де-факто.

— Я перегонщик машин, — небрежно ответил Слава на вопрос Юры. Он всё ещё улыбался: — Последний заказ стоит на заднем дворе. Ставлю бутылку Джека против «Колокольчика», что заказчик уже нанял бандитов. Порше гэ тэ девятьсот одиннадцать, девяносто восьмого года. Могу дать покататься.

Он отхлебнул вина и прибавил: