Узники Страха

Один лишь рыжебородый, маленький, щупленький, с заметным горбом на спине продолжал стоять на месте, гордо, как полководец, взирая на это мрачное шествие и бросая время от времени злобные взгляды на Артема.

Артем тронул за плечо О-Бирнса:

— Кто он такой, этот рыжебородый?

— О-Стипп, — досадливо махнул рукой О-Бирнс. — Дрянь, а не эрхорниот. Прежде был пастух, как все. Потом продался О-Гейму — теперь житья от него нет: за всеми подсматривает, всех подслушивает, женщинам проходу не дает. Давно мечтаю поколотить его. Да попробуй, тронь такого! Правая рука Мудрейшего! Ну, прощай, друг, мне тоже пора под землю: слово Мудрейшего — закон. — Он протянул Артему по обыкновению обе руки.

Но Артем крепко, по-русски, обнял его за плечи и похлопал по спине:

— Не отчаивайся, О-Бирнс! Мы еще постоим за себя! Одно мне непонятно: чем не по душе пришлась моя затея О-Брайну?

— Зачем О-Брайну? Ты же слышал, что сказал этот негодяй: «Слово Мудрейшего». Мудрейшего, а не Мудрейшего из Мудрейших. Так что О-Брайн тут ни при чем. Все это проделки О-Гейма.

— Ну это еще не так страшно. О-Гейм и О-Стипп не фигуры.

— И все-таки, послушай меня, Артем, поосторожнее с этим О-Стиппом. Сдается мне, не зря он бегал к Мудрейшему. Прощай.

— Прощай, друг!

Артем проводил его взглядом до люка, в который мед. ленно вливалась длинная вереница людей, и даже чертыхнулся с досады. Как не похоже было это на то, что происходило здесь всего полчаса назад. Как отличалось это скорбное шествие от той ликующерадостной толпы которая бурей встречала каждую его песню, каждую сыгранную вещь. Так неужели все впустую? Нет, не может быть. Просто у людей сработала привычка, вбитая в них годами. Просто они не привыкли еще доверяться своим чувствам. Но так не может продолжаться вечно!

Проводив взглядом последнего эрхорниота, Артем медленно направился в свой шатер. Нервное напряжение, не покидавшее его в течение последних часов, постепенно улеглось, и он смог трезвыми глазами взглянуть на все, что произошло в этот, богатый событиями, день. Какой же властью должны были обладать Мудрейшие, если одного «Слова» последнего из них оказалось достаточно, чтобы мгновенно превратить празднично ликующих людей в стадо безропотных животных! Впрочем, дело здесь, по-видимому, не в одной власти. Вся власть порождает и противодействие ей. А вот если отнять у человека все человеческое, лишить его возможности слушать музыку, читать книги, любоваться творениями мастеров живописи и скульптуры, разрушить его храмы, памятники, гробницы, отнять у него историю, фольклор, лишить его даже привычной среды обитания, загнав под землю, тогда не потребуется и большой власти, чтобы превратить свободного человека в покорного раба.

Были ведь и в нашей истории периоды, когда стоявшие у власти «вожди» методически, целенаправленно, всеми имеющимися в их распоряжении средствами, вплоть до прямого физического уничтожения деятелей искусств, лишали народ культуры.

У эрхорниотов этот процесс дошел, видимо, до своего логического конца. Но может ли человек остаться человеком, будучи лишенным всех атрибутов культуры? Не являются ли они столь же необходимым элементом его экологии, как вода, воздух, источники питания, климатические факторы в экологии любого другого организма? То, что случилось с эрхорниотами — прямой ответ на этот вопрос.

Не ясно пока только, что привело их к такой трагедии: естественная ли катастрофа, поражение в войне с каким-то жестоким безжалостным врагом или намеренная акция со стороны их собственных правителей, лишивших их всех без исключения культурных ценностей с единственной целью — держать в узде даже души своих подданных.

Но если это так, то можно представить, что последует за доносом О-Стиппа О-Гейму или О-Брайну. Ну да черт с ними! Он, Артем, не давал никаких обязательств поддерживать их идиотские порядки. Только бы не втравили они в это дело О-Стелли.

12

Однако уже на следующий день, во время утреннего занятия, О-Стелли, словно между прочим, спросила:

— Я слышала, ты разыскал где-то наш древний музыкальный инструмент комизо и даже играл на нем?

— Да, играл и пел. А разве это запрещено у вас? — сразу решил расставить все точки над «i» Артем.

— Нет, почему же, — спокойно ответила О-Стелли. — Мы просто утратили секрет игры на этом инструменте, и если ты заново раскрыл его, мне хотелось бы послушать…

— Да, но вчера…

— Я жалею, что неотложные дела заставили меня уйти с праздника раньше времени, и буду очень признательна, если ты повторишь свое выступление для меня.

— Ты хочешь, чтобы я сыграл на комизо?

— Сыграл и спел.

«Вот оно что! — больно кольнула Артема мелькнувшая догадка. — Это всего лишь проверка доноса О-Стиппа. Спасибо, очаровательная О-Стелли! Но следователь ты никудышный».

— Что ж, я попробую, — сказал он как можно безразличнее. — Спою тебе ту самую песню, которую пел вчера твоим соплеменникам сначала по-русски, потом в переводе на ваш язык. Впрочем, для тебя перевода не потребуется, ты поймешь и русский текст.

Он взял комизо и, пройдясь по струнам, запел:

«Я люблю тебя, жизнь, Что само по себе и не ново…»