Через четверть часа они вышли через задний ход. Поймали трибуну и поехали на вокзал.
Ива всю дорогу сидела с закрытыми глазами, ее токмо что не трясло…
Наталья взяла ее за руку, сжала легонько:
– Не бойтесь, Ивушка, все будет справно. Переждете некоторое время, пока все тут успокоится. А потом вернетесь в обитель. И продолжите свою работу.
– Хорошо, – сказала Ива, и на сей раз в ее голосе уже не звучало равнодушие. – Спасибо вам!
Однако более разговорчивой она не стала. Находилась в глубокой задумчивости и в поезде. Или спала. А потом снова молчала.
Не позволяла себе трепать языком и Наталья.
Законы человеческого общения при необходимости соблюдать тайну известны. Не стоит много болтать, буде можно лишний раз промолчать. Мало ли что может ожидать вас в будущем… Как бы о некоторых сказанных словах пожалеть не пришлось!
Такой молчаливой компанией они и добрались до приюта в Устюжне, где их встретила мать Всеслава.
Наталья не стала вводить ее в подробности случившегося в обители, просто оставила некоторое количество купюр и попросила временно призреть за юной девицей, попавшей не по своей вине в большую беду.
Всеслава была многим обязана предводительнице Ордена, а потому лишних вопросов не задавала. Тут же определила юную гостью на приютскую кухню.
Прощаясь, Наталья сказала Всеславе:
– Что бы ни случилось, сестра, никто не должен проведать, что я тут была.
– Совсем никто?
– Совсем никто. Индо буде вас начнет спрашивать сам Великий князь!
На том они и расстались.
Старшая гостья никем, кроме Всеславы, неузнанной покинула стены приюта. А младшая осталась.
О том, что Ива умеет лечить людей, Наталья говорить не стала.
Информация о том, что в приюте появилась лекарица, вызовет гораздо больше интереса у сыскников, которые, вполне вероятно, займутся поисками Ивы Алюшниковой, чем известие о новой посудомойке.
Таким образом девица теперь была хотя бы на время защищена от интереса со стороны высокопоставленных неприятелей чародея Смороды.
Выдать ее теперь могла токмо сама предводительница Ордена, но у той не было никакого личного интереса в предательстве, зато имелись известные личные планы на будущее. Такой расклад обязывает к молчанию, а потому предстоящие возможные допросы Наталья собиралась перенести стойко.
Однако Мокошь решила ее судьбу иначе, избавив от весьма вероятного общения со стражниками.
На устюженском вокзале в вагон поезда, отправляющегося в столицу, села самая дюжинная женщина.
А на следующий день на вокзале в Боровичах местные стражники обратили внимание на тронувшуюся умом бабу с расхристанными волосами и безумными очами, убивавшуюся по родной кровиночке.
Неизвестная не помнила ни своего имени, ни откуда приехала. Ни денег, ни документов при ней не имелось.
После недолгих бесплодных попыток определить личность сумасшедшей ее отправили в местный приют, руководительница которого не узнала в несчастной свою собственную начальницу.
Через седмицу, так и не дождавшись возвращения предводительницы Ордена, ее товарка Воля Капустина, сообщила в районную стражу об исчезновении Натальи Кондаковой.
Был организован сыск.
Воле пришлось ответить на кучу вопросов, которые ей задали сыскники.
Воля отвечала честно.
Однако пропавшую Наталью Кондакову так и не нашли. А еще через два месяца, в середине первого зимнего месяца грудня в Ордене состоялись выборы, после которых новой предводительницей стала сама Воля Капустина.
Участь прежней так и осталась неизвестной. Как и судьба уехавшей вместе с нею сестры Ивы Алюшниковой.
Мать Всеслава, руководительница устюженского приюта, никому ничего не рассказала.
Да ее и не спрашивали.
28. Взгляд в былое: Забава
После получения документов об освобождении из «Малова приюта» Забава, преодолев коридоры и многочисленные решетки с дверями, вышла на улицу.
Экипаж уже ждал ее. Он был весьма кстати, потому что накрапывал дождик: листопад – это вам не вересень. Мог бы уже и снег землю покрыть…
Петр спустился с облучка и обнял бывшую арестантку. А она, не удержавшись, расплакалась.
– Ну-ну, голубушка, полно! – Петр ласково похлопал ее по спине. – Все уже закончилось.
– Что с хозяином? – спросила Забава сквозь всхлипывания.
– Берендей сказал: сидит. Боле ничего не ведаю. Спрашивайте у него.
Забавой вдруг овладела слабость, и Петр помог ей подняться по лесенке.
Когда экипаж тронулся, Забава оглянулась в заднее окошко на здание, в котором пришлось провести целый месяц.
Малов приют возвышался над улицей, как мрачная неприступная скала.
И стоило бы отныне о нем забыть.
Хотя бы на время. А лучше навсегда. Буде Мокошь позволит…
Потом было возвращение в родимый дом, в котором все оставалось по-прежнему.
Только Светушки не было.
Зато были новые объятия и слезы.
А потом племянница осталась с дядей Берендеем с глазу на глаз.
– Что с хозяином, дядя? – спросила Забава.
Берендей помрачнел:
– Когда вы на пару с ним исчезли, я несколько дней был спокоен. Мало ли, в командировку принципалы неожиданно отправили, никаких распоряжений по дому отдать не успел. А вас с собой взял. Могло же произойти такое?