Узы крови (СИ)

Гермиона пошевелилась во сне, уткнувшись носом в его плечо, и через мгновение резко открыла глаза, растерянно уставившись на него, еще не понимая, где находится и как сюда попала. Она на секунду нахмурилась, а затем забавно поморщилась от дневного света, фыркнула и улыбнулась.

– Доброе утро, – прошептал Регулус с улыбкой и, наконец, поцеловал ее в нос.

Гермиона поерзала на подушке, глядя на него сонно и довольно, затем натянула одеяло на нос, так, что видны остались только смеющиеся глаза.

– Ты что, смотрел на меня, пока я спала? – послышалось из-под одеяла.

– Нет, – лениво возразил Регулус. – Я охранял твой сон.

Гермиона помолчала, глядя на него сияющими черными глазами, затем убрала одеяло с лица и провела тонким пальчиком по его плечу, следя за собственным движением. Регулусу стало щекотно, но он продолжал лежать неподвижно. Гермиона уткнулась подбородком ему в плечо и серьезным тоном уведомила:

– Мне было хорошо ночью.

Регулус усмехнулся, блаженно потянувшись. О, ему ли не знать этого. Память тут же услужливо подсунула яркие картинки воспоминаний. Все тело превратилось в натянутую струну, и Регулус с особой остротой, каждым дюймом кожи ощутил, что ее теплое упругое тело прижимается к его боку.

– Даже очень, – добавила Гермиона с кокетливыми нотками в голосе.

И вдруг резко села в постели, прикрывшись одеялом.

– О Боже! – панически воскликнула она.

Регулус разочарованно выдохнул и, пока она что-то бессвязно причитала, взял с тумбочки пузырек с зельем и протянул ей.

– Об этом беспокоишься?

– Да! – изумленно округлила глаза Гермиона и выхватила у него пузырек с зельем.

Регулусу даже как-то обидно стало. Она что, считает его безответственным идиотом? Она откупорила зелье и выпила одним глотком, поморщившись от неприятного вкуса. Регулус открыл рот, чтобы проинструктировать ее.

– Знаю, зелье надо принимать раз в месяц, – опередила его она.

Регулус опять открыл рот, но Гермиона подхватила:

– Имеется в виду не календарный месяц, а ровно тридцать дней. Даты смещаются, я знаю.

Регулус еще раз попытался ввернуть словечко.

– Опоздать можно на сутки, не более, – отрапортовала она так, будто была на уроке.

Регулус помолчал. Ого, какая осведомленность.

– А… – на этот раз ему хоть удалось выдать звук.

– Интересовалась действием зелья еще когда узнала, чья я дочь, – вновь угадала его мысли Гермиона. – Хотела понять, как так могло получиться. И как я могла забыть о зелье?! – тут же переключилась она, уставившись в стену. – Я ведь никогда ничего не забываю. Даже не вспомнила! Даже мысли не было!

Регулус приподнялся на локтях и самодовольно заявил:

– Должно быть, ты была слишком увлечена моей персоной. Я возьму на себя смелость расценить твою забывчивость как комплимент в мой адрес.

Гермиона повернулась к нему, но было заметно, что все ее мысли еще заняты собственной рассеянностью.

– В конце концов, – посерьезнел Регулус, – для случаев забывчивости у тебя есть я. А у меня – ты.

Гермиона некоторое время с нежностью смотрела на него, наконец, ехидно прищурилась.

– А ты все так предусмотрел.

– Да, – протянул Регулус, ухмыльнувшись. – Я тщательно подготовился к грехопадению.

Гермиона хихикнула, крепко обняла его и звонко поцеловала в губы. От нее едва уловимо пахло чем-то сладко-ванильным.

– Ты невыносимый, – уведомила она. – Невыносимо обаятельный!

Она еще крепче сжала объятия, будто хотела его задушить, затем запустила пальчики в его волосы. Регулус блаженно прикрыл глаза, разве что не мурлыча от удовольствия. Ему безумно нравилось, когда она вот так взъерошивала ему волосы. Затылок приятно покалывало, а по спине разбегались будоражащие кровь мурашки.

– Ты сейчас настоящий кот в человеческой шкуре, Регулус Блэк, – коротко засмеялась она.

Регулус потерся щекой об ее плечо, изображая ласкающегося кота. Она вновь засмеялась своим по-детски беспечным, звонким смехом, одновременно теснее прижимаясь к нему и бросая из-под опущенных ресниц несмелые любопытствующие взгляды – изучала, может, неосознанно, какое впечатление производит. Это ее неопытное кокетство было просто очаровательно. Регулус принялся покрывать поцелуями ее белую нежную шею – он знал, что поцелуи в шею приводят ее в исступление. Она с судорожным вздохом запрокинула голову, тая в его руках, как мед.

***