В.А.М.П.

— Герману требовалась медицинская помощь… — попытался оправдаться Тимур, но это лишь еще больше разозлило франта. Он махнул рукой в сторону и гаркнул:

— Пошли вон оба.

Док и Тимур, даже не собираясь перечить, сразу же исчезли из поля зрения Альберта. Только Вики так и осталась молчаливой тенью стоять рядом.

— Скажи мне, Герман. Теперь, когда ты посидел и подумал в темноте, ты раскаиваешься в своем поступке, а? — уперев обе руки в косяк, ядовито поинтересовался Альберт.

— Я раскаиваюсь лишь в том, что недостаточно сильно бил тебя сегодня.

Заскрипело дерево под пальцами у главаря.

— Видишь, Вики. Он не намерен быть послушным мальчиком, что бы ты там о нем ни думала. И все так же дерзит.

— Герман, пожалуйста, послушайся его, — взмолилась Виктория, не сводя с боксера свой испуганный взгляд. — Отдай ему память Дамира. Пусть все будет, как прежде. Я не знаю, что на тебя нашло, но, прошу, не сопротивляйся больше…

Женщина мелко тряслась, ее худощавые тонкие руки подрагивали, а большие оленьи глаза заволокла пелена слез. Видеть избитого обессиленного Германа для нее было горько, но и так просто избавиться от своего пиетета перед Альбертом она явно не могла.

— Вики… — боксер ласково прошептал это имя. — Ничто уже не будет так, как прежде.

— Почему, Герман? Почему?..

— Потому что теперь я знаю правду.

— Далеко не всегда истина — это лучшая альтернатива, — прошептала Виктория.

— Но и вечно жить в мире, построенном на лжи, нельзя, — произнес Герман.

Альберт громко и делано засмеялся, откинув голову назад. Среди остальных его зубов стала видна черная дыра на месте выбитого импланта.

— Вики, неужели ты и правда думала, что этот человек с наглухо отбитыми на ринге мозгами мог сделать тебя счастливой? Посмотри на него! Это жалкий тип без гроша в кармане, способный лишь на то, чтобы лезть в драку при первой же возможности и все проблемы решать кулаками!

— Я, быть может, и не рожден с золотой ложкой во рту, но мне, по крайней мере, совесть не позволяет насильно заражать людей неизлечимой болезнью и заставлять их на себя работать.

Послышался зубовный скрежет. Альберт явно жалел, что не успел заткнуть Герману рот, пока была возможность. А вот на Вики жалко было смотреть: она вся обмерла, не в силах пошевелиться или хотя бы моргнуть. Только открывала и закрывала рот как рыба, выброшенная на берег.

— Альберт?.. — едва слышно прошептала она. — Что он такое говорит?..

— Ты сама все слышала, — грубо ответил ей глава. — Отрицать не буду.

— Ты — вирус-террорист?..

— В нашем деле нужен хладнокровный подход, Вики. Если ты на него не способна, то, боюсь, тебе здесь не место.

Женщина схватилась пальцами за собственное горло, будто ей вдруг стало тяжело дышать. На ее щеках блеснули редкие слезы, похожие на капельки росы.

— Как ты мог… — только и сказала она.

А после развернулась и бегом бросилась прочь по коридору. Вскоре шаги ее затихли где-то на лестнице. Герман мог лишь сглотнуть, надеясь на то, что ему удалось вовремя спасти женщину.

— Ну и? — хмыкнул Альберт. — Доволен? Теперь я лишился ценного специалиста и фактически своей правой руки.

— Поверь, мне тебя совсем не жаль.

— Через пару дней я отыщу себе нового человека и завербую в ассоциацию. Вот только ты этого уже не увидишь, Герман. Потому что я с радостью отправлю тебя на утилизацию, как только получу память Дамира.

Альберт склонился к боксеру и грубо дернул его вверх за связанные хомутом руки.

— Пойдем!

Тесная кладовка осталась позади, как и весь второй этаж. Альберт, не ослабляя захват, вел за собой Германа на первый этаж. И только когда главарь вампов ключом открыл двери, ведущие в партер театрального зала, все встало на свои места.

«Ну, конечно. Где, кроме как не на сцене, должен был завершиться весь этот спектакль».

Укрытый бархатной темнотой зал был подернут тонким слоем пыли, от любого движения вздымавшейся в воздух. Альберт щелкнул в электрическом щитке парой выключателей: замигали прожекторы на балконе, бросая на сцену лучи желтоватого света.

В этом месте тишина властвовала уже многие десятилетия. Старые театральные кресла были укрыты сверху полотнищами шелковой ткани, посеревшей от пыли и просевшей местами до пола. Под ногами поскрипывали половицы, поверх которых лежал бордовый истоптанный ковер. И только сцена, величественным валом вздымавшаяся над залом, все еще сияла. Тяжелый темно-синий занавес с изображением луны был опущен лишь наполовину, позволяя рассмотреть пустовавшую арьерсцену и кулисы.

— Теперь нас вряд ли кто-то потревожит, — сказал Альберт, запирая двери на замок изнутри. — Знаешь, раньше я всегда любил приходить в этот зал, чтобы поразмышлять в одиночестве и тишине.

— И о чем же ты мог здесь размышлять? — фыркнул Герман, медленно направляясь к авансцене. Он кое-как сдернул пыльный балдахин с кресел, поморщившись от серого облака сора, поднявшегося в воздух, и с удобством устроился в первом ряду, вытянув ноги.

— Сам как думаешь? — Альберт сощурился и неторопливо двинулся вдоль рядов кресел к сцене.