уже давно собирается жениться; находил на своем веку много женщин, которые
ему нравились, но они никогда для него не были более как милые творения
(любимое слово его), он никогда не ощущал пылкой страсти2, которая была бы
довольно сильна, чтоб заставить его решиться на такое важное дело, и до сего
времени боялся даже, что состояние его не довольно обеспечено, чтобы завести
семейство. В нынешнем году ему дали пенсию пожизненную в *** руб. в год, и
его друзья поздравляли его, что он довольно теперь богат для женатого даже
человека, но он, кажется, останется только другом милых творений, а
любовником быть не в его природе. Самое горячее чувство его к своему
августейшему воспитаннику, чувство по роду и предмету совершенно
приспособленное его душе3. <...>
Душа Жуковского, хотя никогда не ощущает страсти, способна
чувствовать, т. е. понимать самые воспламененные чувства. При рассказе
прекрасного, высокого, возвышенного лицо его оживится и слово плавно
вылетает из души его. Когда рассказывает про женщину, которая ему нравится
или каким-нибудь чувством, или талантом, или улыбкою, или взором, "милое
творение" -- прибавляет он с вздохом, полным нежности.
Он большой охотник до музыки, целые часы готов слушать Бетховена,
Моцарта, он гармоническими звуками погружается в сладкую мечтательность,
лицо его одето вниманием, и душа его плавает в гармонии. Верный друг всем
приятелям, коих у него очень много, он, ходатайствуя о них, может выйти из
своего хладнокровия и разгорячиться, для себя он беспечен. Для него не
замечательно, что он живет высоко и что высокая лестница вредна его здоровью;
зато его кабинет обширный и наполненный приятными воспоминаниями,
предметами, таблицами разных родов и шкалами, портфелями, им выдуманными
и которые составляют у него всегда большой расход. Я мог бы собрать в нем еще
тьму подробностей, любопытных для потомства, каков поэт и наставник одного
русского царя, но боюсь дать слишком большой объем сим запискам. Прибавлю
только, что он был другом Карамзина, Петра Вяземского, Пушкина и что Мердер
и он друг друга понимали и ценили.
Комментарии
Николай Михайлович Смирнов (1808--1870) -- чиновник министерства
иностранных дел, камер-юнкер, калужский, затем петербургский губернатор,
сенатор, муж А. О. Смирновой-Россет.
В ноябре--декабре 1834 г. H. M. Смирнов вел памятные записки, на основе
которых в 1842 г. были подготовлены его воспоминания о Пушкине (РА. 1882.
Кн. 1). Эти же заметки включают и краткую характеристику В. А. Жуковского. По
воспоминаниям А. О. Смирновой-Россет (см. в наст, изд.), 1832--1834 гг. -- период
их наиболее интенсивного общения с Жуковским. В марте 1835 г. H. M. Смирнов
получил назначение в Берлинскую дипломатическую миссию, и семья
Смирновых уехала за границу (они возвратились в Россию в 1837 г.). Будучи
страстным любителем живописи и известным коллекционером, Смирнов в мае
1836 г. обратился к Жуковскому с письмом, в котором размышлял о причинах
расцвета немецкой живописи и просил Жуковского помочь ему в представлении
официальной записки о мерах поощрения русской живописи и организации
вернисажей (РА. 1899. No 4. С. 623--625). Имя Смирнова упоминается в письмах
Жуковского 1830-х годов (ПЖкТ, с. 258, 287).
<ИЗ ЗАПИСОК. ЖУКОВСКИЙ>
(Стр. 257)
Временник Пушкинской комиссии. 1967--1968. Л., 1970. С. 5--6.
Публикация К. П. Богаевской.
1 Ср. дневник А. И. Тургенева 1834 г. (А. С. Пушкин в воспоминаниях
современников. М., 1985. Т. 2. С. 209--210).
2 Смирнову, видимо, не было известно о любви Жуковского к М. А.
Протасовой (Мойер).
3 Строки о воспитании наследника пропущены в публикации К. П.
Богаевской. Смирнов идеализирует отношения Жуковского и вел. князя. Как раз в
1834 г. эти отношения резко обострились, о чем свидетельствует дневник
Жуковского 1834 г. (см.: Иезуитова Р. В. Пушкин и "Дневник" В. А. Жуковского
1834 г. // Пушкин: Исследования и материалы. Т. 8. С. 219--247).
M. И. Глинка
ИЗ "ЗАПИСОК"
<...> По вечерам и в сумерки любил я мечтать за фортепьяно.
Сентиментальная поэзия Жуковского мне чрезвычайно нравилась и трогала меня
до слез (вообще говоря, в молодости я был парень романического устройства и
любил поплакать сладкими слезами умиления). Кажется, что два тоскливых моих
романса "Светит месяц на кладбище"1 и "Бедный певец"2 (слова Жуковского) были написаны в это время (весною 1826 года).
[1828]
<...> Я с ним [Е. П. Штерич] вскоре подружился, и нередко с Сергеем
Голицыным (Фирсом) мы посещали его в Павловске, где он жил в летние месяцы.
Там представили меня знаменитому нашему поэту Василию Андреевичу
Жуковскому3.
[1830]
<...> Написал романс "Голос с того света", слова В. А. Жуковского4.
[1832]
<...> Тою же весною один знакомый Соболевского сообщил мне в Милане
слова двух романсов: "Победитель" Жуковского5 и "Венецианскую ночь"
Козлова: я тогда же написал их.
[1833]
<...> Написал два романса: "Дубрава шумит" (Жуковского)6 и "Не говори: любовь пройдет" (Дельвига).
[1834]
<...> Сверх того запала мне мысль о русской опере. Слов у меня не было, а
в голове вертелась "Марьина роща"7, и я играл на фортепьяно несколько