Я приехал в Белев на пути в Киев, чтоб посетить дорогих друзей, из
которых, осмеливаюсь так назвать, старшая, Авдотья Петровна Елагина, была
добрым гением всех моих товарищей, старших и младших, во все продолжение
нашей литературной и общественной жизни, от которой все мы, в случае нужды,
получали всегда и советы, и одобрение, и утешение.
Второй моей целью было увидеть места, освященные началом
поэтической деятельности Жуковского, который, вслед за Карамзиным, имел
благотворное влияние на все наше поколение, теперь уже отживающее свой век.
Мне хотелось увидеть места, где, в кругу родных, получил он первые самые
сильные впечатления, где он делал первые свои опыты, произнес первые звуки,
которые впоследствии отозвались на судьбе всей русской словесности -- и на
душе его августейшего воспитанника, нынешнего государя-освободителя. Вот в
какой связи находится Белев с современною русскою жизнию и, следовательно,
всею русскою историею.
И вам угодно было, Мм. гг., чтобы в этих приснопамятных местах я
получил такой лестный для меня знак внимания и сочувствия к моим посильным
трудам или хоть к добрым намерениям!
Не стану говорить, какое новое удовольствие ощущаю в эти минуты,
удовольствие неожиданное и тем более сладкое.
В 1845 году я имел честь принимать участие в открытии памятника
Карамзину в Симбирске. За столом мне привелось высказать желание, чтобы в
Симбирске всегда находились люди, готовые идти по следам Карамзиных,
Дмитриевых, Тургеневых, Языковых, тамошних уроженцев. Здесь, в Белеве,
позвольте мне пожелать, чтоб духовное наследство Жуковского и, если могу
присоединить к нему Киреевских, его близких родных и последователей, -- эта
искренняя горячая любовь к добру, просвещению, свободе, благородной,
человечной, благочестивой, всегда здесь не только не оскудевала, но развивалась,
процветала и распространялась на пользу и славу Отечества. <...>
Кстати, приложу здесь краткую записку о Жуковском1, написанную
Авдотьей Петровной для Шевырева и найденную мною в его бумагах.
Содержание сходно с запискою ее покойной сестры Анны Петровны Зонтаг2,
написанной для меня и напечатанной в "Москвитянине", но с некоторыми новыми
подробностями. Впрочем, повторение таких сведений не мешает, а сходство
служит подтверждением достоверности.
Жуковский родился в 1783 году, в двух верстах от Белева, в селе
Мишенском, известном в округе живописным своим местоположением. Из
первого его младенчества дошел до меня один только рассказ. Старушка наша
мама, входя однажды в большую гостиную, обомлела от изумления, увидя на
полу, в дверях, явление Богородицына образа: образ этот висел в углу, высоко на
стене, и Жуковский, стоя на четвереньках, срисовал его через всю горницу,
мелком на полу. В 90-м году переехал он из Мишенского в Тулу (где мой отец, П.
Н. Юшков, служил). Сперва ходил он в народное училище, но оттуда был выгнан
за неспособностью; потом учился дома, у Филата Гавриловича Покровского
(печатавшего некоторые статьи в "Приятном и полезном препровождении
времени", под именем Пустынника Алаунской горы), у г-на Жоли и иных. Тут
начал он писать стихи и трагедии. Первая была, кажется, "Камилл, или
Освобожденный Рим"; вторая -- "Г-жа де Латур", из "Павла и Виргинии". Первую
сыграли благополучно все дети между собою; представление второй неудачно
кончилось, потому что зрители вместо платы принесли актерам конфект. В 96-м
записали Жуковского в военную службу, и г. Постников, капитан Кексгольмского
гренадерского полка {Нашлось письмо Жуковского из Кексгольма, где он
описывает прибытие туда Суворова.}, отвез его в этот полк в Финляндию и через
2 или 3 года3 привез назад в Тулу чуть ли не офицером в отставке. Тут начались у
нас разные военные игры. Жуковский с линейкой в руках учил нас, девочек,
маршировать; были сражения и пр. В 97-м, после кончины моей матери,
Жуковский написал оду "К добродетели". Тогда же переселились мы все из Тулы
в Мишенское и стали ездить ежегодно в Москву. В Москве Жуковский вступил в
Университетский благородный пансион и скоро стал писать много и печатать в
журналах, при пансионе издаваемых: "Утренняя заря" и пр., о которых может
рассказать вам Антонский. Чуть ли не в тот же год стали они собираться к
Воейкову на дачу на Девичье поле; установили литературное общество, и каждый
член приносил еженедельно что-нибудь своего, для прочтения; Жуковский, двое
Тургеневых, Андрей и Александр; двое Кайсаровых, Андрей и Михаил, Родзянка,
который после сошел с ума, Воейков, Афросимов, Сухотин и многие другие.
Мерзляков был главным руководителем и председателем. Кайсаров писал
протоколы их заседаний. Скоро это общество сделалось подозрительно полиции и
рассеялось, но, конечно, тут положено основание всему литературному поприщу
Жуковского. В это же время, несмотря на ученье пансионское, Жуковский был
записан в Соляной конторе и служил кем-то. Летом, уезжая в деревню, переводил
он комедии Коцебу4, некоторые немецкие романы, "Мальчик у ручья"5 (который
потому и назван "Мальчик у ручья", что начинается так: "Вильям сидел у ручья и
плакал"), и Флорианова "Дон-Кихота". В 802 напечатал он первый важный