Читаем В.А. Жуковский в воспоминаниях современников полностью

Погодина и наводило на него даже уныние, апатию, но Жуковский явился его

утешителем. "Благодарю вас, -- писал он ему, -- от всего сердца за ваше любезное

письмо и за ваши литературные подарки. Будучи в чужих краях, я не мог

познакомиться с вашим журналом -- он где-то гуляет по Европе, а до меня не

добрался. Здесь, в Петербурге, я просмотрел все книжки с большим

удовольствием. Вы сами хороший работник и имеете умных сотрудников. Я от

всей души пожалел о Веневитинове -- чистый свет угас слишком скоро. У него

было много прекрасного в душе, нравственного и поэтического. Шевырев

прекрасная надежда. Хомяков поэт. В час добрый. Об вас не говорю. Вы

вооружитесь не на шутку, чтобы действовать как настоящий рыцарь на поле

славы литературной. Учитесь у Европы, но действуйте для России, для ее верного

блага. Комментария на это не нужно -- он был бы слишком долог, вы сделаете его

сами. Не заглянете ли к нам в Петербург? Я бы рад был вас увидеть. Простите.

Сохраните мне ваше дружеское расположение". <...>

<...> Запрещение "Европейца" огорчило всех благородных людей того

времени и возбудило их справедливое негодование. <...> Но более всех оскорблен

был Жуковский. Он, по свидетельству А. П. Елагиной6, позволил себе выразиться

пред императором Николаем I, что за Киреевского он ручается. "А за тебя кто

поручится?" -- возразил государь. Жуковский после этого сказался больным.

Императрица Александра Федоровна употребила свое посредство. "Ну, пора

мириться", -- сказал государь, встретив Жуковского, и обнял его. <...>

Из многих разговоров, толков, пересудов и споров о чаадаевской статье в

памяти Д. Н. Свербеева осталось слово о ней Жуковского: "Порицать Россию за

то, что она с христианством не приняла католичества, предвидеть, что

католическою была бы она лучше, -- все равно что жалеть о черноволосом

красавце, зачем он не белокурый. Красавец за изменением цвета волос был бы и

наружностью и характером совсем не тот, каков он есть. Россия, изначала

католическая, была бы совсем не та, какова теперь; допустим, пожалуй, что

католическая была бы она и лучше, но она не была бы Россиею"7. <...>

<...> Во время пребывания Жуковского в Москве8 Погодин часто с ним

виделся. Слушал его рассказы об "Арзамасе", о смерти Пушкина, об его

молодости. Вместе с тем Погодин ужасно досадовал "из самолюбия", что ему не

удалось вместе с И. И. Дмитриевым и Жуковским побывать в Английском клубе.

В то же время он убеждал Жуковского "приняться за переложение Киево-

Печерского Патерика".

В это время друзья и почитатели Жуковского задумали в честь его дать

праздник, устройством которого занимался Шевырев и писал Погодину: "1)

Цыган. 2) Лишних никого не будет, кроме знакомых Жуковского, приятелей и

литераторов незнакомых. Но зато заплатим подороже. 3) Ужин будет славный,

готовит повар покойного Василия Львовича Пушкина -- воспоминание. 4) Не худо

бы и сегодня вечером побывать в Сокольниках, чтобы видеть, как устроится дело.

5) О куплетах что же? -- Мне некогда. Ты съездил бы к Баратынскому, который

приглашен. 6) Приглашать надобно в половине 9 или в 8 часов. 7) Съезди к

Жихареву -- он живет на Пресне, в средней Пресненской улице, на даче Толстой.

8) Вы все ленивы, неповоротливы вы, живете за тысячу верст, и никто не хочет

наведаться и пособить делу. Ты даже забыл о Загоскине, Верстовском, Аксакове,

Гениште, за которых взялся".

Погодин, желая украсить этот праздник присутствием старого наставника

Жуковского -- престарелого А. А. Прокоповича-Антонского, писал ему на

лоскутке бумаги: "Московские знакомые Жуковского дают ему завтра вечер -- не

угодно ли вашему превосходительству принять в том участие". На том же

лоскутке Антонский отвечал: "Для праздников я уже не гожусь, а от дружеской

беседы не отрекаюсь -- и, когда назначите время и место, приеду". К сожалению,

нам неизвестны подробности об этом празднике9. <...>

<...> Как в основании "Московского вестника" -- свидетельствует Погодин

-- принимал непосредственное участие Пушкин, так "Москвитянин" обязан почти

своим существованием Жуковскому10. На обеде у князя Д. В. Голицына решено

было издание. Просвещенный московский градоначальник взялся

ходатайствовать об этом деле вместе с Жуковским, потому что разрешение

издавать журнал сопряжено было тогда с великими затруднениями. <...>

<...> Одновременно с выходом первого нумера "Москвитянина", в январе

1841 года, посетил Москву Жуковский, которому, как мы уже видели, журнал сей

обязан своим основанием, как некогда "Московский вестник" был тем же обязан

Пушкину.

Покончив свои обязанности воспитателя государя наследника цесаревича

Александра Николаевича, Жуковский переселился на берега Рейна и Майна и там

нашел себе подругу жизни, в лице осьмнадцатилетней дочери своего старого

друга Рейтерна Елизаветы Алексеевны. До отъезда в чужие края, но будучи уже

женихом, Жуковский посетил Москву для свидания с людьми, близкими ему по

плоти и духу. В день Богоявления приехал он в Москву. "Разумеется, --

свидетельствует Погодин, -- все литераторы и не литераторы носят его на руках.

Обедам и вечерам нет конца. Всякому хочется видеть у себя и угостить

Перейти на страницу:

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное