В.А. Жуковский в воспоминаниях современников

единственным благословением" (образом Спасителя), но затем все же решил, что

этот образ должен остаться в его семье. Он и до сих пор хранится в Париже у

правнучки поэта, Марии Алексеевны Янушевской (Жуковский В. А. Баллады.

Наль и Дамаянти... М., 1987. С. 478; примеч. И. М. Семенко).

69 Имеется в виду письмо Жуковского к Гоголю от 29 декабря 1847 г.,

опубликованное под названием "О поэте и современном его значении" (Москв.

1848. No 4).

70 П. А. Вяземский и П. А. Плетнев в 1847 г. предполагали отметить

юбилей 50-летней поэтической деятельности Жуковского, но министр

просвещения С. С. Уваров, по существу, отменил его, так как стало известно, что

Жуковский не сможет приехать в Россию. Только 29 января 1849 г. (в день

рождения Жуковского) был устроен скромный праздник в доме П. А. Вяземского.

71 Зейдлиц имеет в виду письмо к С. С. Уварову от 12/24 сентября 1847 г.

Отрывок из него был опубликован еще при жизни поэта (Стихотворения В.

Жуковского. СПб., 1849. Т. 8). Письмо имело программный характер для

понимания творческой истории "Одиссеи".

72 Мне рок судил... Так, петь есть мой удел. -- Контаминация строк из

элегии Жуковского "Вечер" (1806).

73 Речь идет об "Отрывках из "Илиады", опубликованных Жуковским в

"Северных цветах на 1829 год".

74 Приводится отрывок из письма к С. С. Уварову (см. примеч. 71).

75 См. воспоминания И. И. Базарова "Последние дни жизни В. А.

Жуковского" в наст. изд.

А. П. Зонтаг

Несколько слов о детстве В. А. Жуковского

I

Вы хотите, любезнейший князь Петр Андреевич1, чтоб я писала к вам о

покойном друге нашем все, что знаю, со всей возможной искренностью,

прибавляя: "не нам, так детям пригодится". Все, что о нем ни скажешь, годится

для всех. Такая возвышенная, благородная душа, такая чистая, добродетельная

жизнь, такое горячее, исполненное любовью сердце необходимо должны

примерами добродетели наставить на добро всех, кто узнает их. Но описывать их

выше сил моих, и я стану вам рассказывать только то, что слышала о нем от его

матери и от моей бабушки, которая была ему второю матерью, и о том, чему была

после свидетельницей сама, живши вместе с ним с минуты моего рождения по

1815 год. То есть я буду рассказывать, сколько знаю и умею, историю не чувств

его, а историю его жизни. Он был старше меня несколькими годами, и о том, что

предшествовало до появления моего на свет, я слышала от его матери и от моей

бабушки, Марьи Григорьевны Буниной2.

Дед мой, Афанасий Иванович Бунин (которого я не помню), по словам

всех, знавших его, был честнейший, благороднейший человек, но, как по всему

кажется, не самой строгой нравственности. Жена же его, Марья Григорьевна,

урожденная Безобразова, была для своего века женщиной редкой образованности,

потому что читала все, что было напечатано на русском языке, но другого

никакого она не знала. Она была необыкновенно умна, а подобной доброты,

кротости и терпения мне не удавалось встретить ни в ком другом. От одиннадцати

человек детей у них уцелели только четыре дочери: две самые старшие, Авдотья

Афанасьевна, замужем за Алымовым, бездетная, и Наталья Афанасьевна,

замужем за Вельяминовым, и потом две самые младшие: мать моя Варвара

Афанасьевна и Екатерина Афанасьевна. Между старшей сестрой и матерью моей

было 14 лет разницы; а Екатерина Афанасьевна была еще двумя годами моложе

моей матушки.

В царствование императрицы Екатерины II, когда были ведены Россией

такие счастливые войны против Турции3, мещане города Белева и многие

крестьяне, казенные и помещичьи, повадились ездить за нашею армией

маркитантами и торговали с большою выгодой. Один крестьянин села

Мишенского, находящегося в трех верстах от Белева, принадлежавшего деду

моему и где он преимущественно проживал с своим семейством, также собрался в

маркитанты и, пришед проститься с своим господином, спросил: "Батюшка,

Афанасий Иванович, какой мне привезть тебе гостинец, если посчастливится торг

мой?" Дедушка отвечал ему шутя: "Привези мне, брат, хорошенькую турчанку, --

видишь, жена моя совсем состарилась!" Но крестьянин не за шутку принял эти

слова. Он торговал очень счастливо и после первого взятия Бендер, кажется в

1774 году, возвратился и привез с собой двух турчанок, родных сестер: 16-ти

летнюю Сальху, уже вдову, -- муж ее был убит под стенами Бендер -- и 11-ти

летнюю Фатьму, которая скоро и умерла. Но Сальха, прекрасная, ловкая,

смиренная, добронравная, как ни горевала, но осталась покорна своей участи и

все надеялась, при размене пленных, возвратиться в отечество. Пленные были

возвращены, но о пленных женщинах никто не думал, и Сальха осталась, по

своим турецким понятиям, невольницею. Ее очень любило все семейство г.

Бунина. Она оставалась при маленьких дочерях его, Варваре и Екатерине

Афанасьевнах, которые учили ее говорить по-русски и читать, и под надзором

домоправительницы, у которой она научилась хозяйничать. Марья Григорьевна

не была хозяйкою, но Афанасий Иванович был великий хозяин и особливо

большой гастроном: искусство, с каким Сальха приготовляла все домашние

запасы, а особливо ее молодость и красота обратили на себя внимание Афанасия