В ад с чистой совестью

Владимир по-прежнему смотрел на меня как-то по-доброму. Не было привычной ехидной улыбочки, и глаза обычного человека, без примеси чертовщины. Значит, может быть нормальным, когда хочет.

— Только, я рад, что это невозможно, иначе все бы повторилось…

— Ты о чем? Что повторилось бы?

Я перестала понимать, о чем он говорит. Видно, вино в процессе потери сообразительности сыграло не последнюю роль.

Размышления на тему вреда алкоголя прервал стук в дверь.

— Легок на помине, — нахмурился Владимир. — Иди, встречай свою любовь, — и он исчез, как будто его и не было.

Я такого Германа еще не видела. Даже пары алкоголя в моей голове не смогли замаскировать его хмурого вида.

— Ты же должен быть занят? — заявила я, стараясь выглядеть надменно, и неожиданно икнула. — Мне Ксюша сказала…

Все, у меня точно паранойя. Теперь мне кажется, что Герман подозрительно разглядывает меня и не торопиться заходить в дом. Он склонил голову на бок, и губы его кривились то ли от сдерживаемой улыбки, то ли от презрения, для моего затуманенного сознания этот ребус казался нерешаемым.

— Заходи! — Я пошире распахнула дверь и царским жестом руки пригласила Германа в дом. Не рассчитала размах, и меня повело в сторону. Покрепче вцепилась в дверь, чувствуя, что ногам доверять нельзя, ведут себя они как-то странно.

— Ты пьяная!

Ну, слава Богу, он улыбается. Если бы я прочитала в его глазах презрение, то умерла бы, наверное, на месте.

— Ничего подобного, — попыталась заверить я Германа, непослушными пальцами борясь с замком, который отказывался закрываться. — Я совершенно трезвая.

— Ну, да…

Герман взял меня за плечи и аккуратно отодвинул в сторону. Продолжая одной рукой обнимать меня, видимо, что бы не упала, другой быстро закрыл дверь. А потом развернул меня к себе и, не убирая рук, заглянул в глаза и спросил:

— Расскажешь, что празднуешь?

Не очень получалось соображать, когда я чувствовала тепло его рук и мечтала, чтобы они касались меня не через ткань футболки.

— Я… я не праздную… Просто стало грустно как-то… О потом еще Ксюша пришла и сказала, что ты занят…

Я осознавала, что мелю всякий бред, но близость Германа действовала на меня шокирующим образом, лишая возможности соображать.

— Ты расстроилась, что я не приду?

Лицо Германа было так близко, что у меня закружилась голова. Я уже не понимала, что на меня так действует — вино, он или оба фактора вместе? Знала только, что возбуждаюсь со страшной силой. Еще чуть-чуть и я первая наброшусь на него. Не подозревала раньше такой страсти в себе. Где же она пряталась всю мою жизнь?

За следующие слова я готова была откусить себе язык, но они вырвались помимо воли:

— Я так ждала тебя! А ты… не пришел.

— Я же пришел…

Губы Германа практически касались моих. Сейчас он меня поцелует, и я окончательно потеряю способность соображать. Нельзя выглядеть настолько доступной. Что он подумает? Я резко отпрянула и требовательно спросила:

— Чем же ты был так занят, что не мог прийти?

Герман явно не ожидал такого выпада с моей стороны. Он удивленно уставился на меня, а я постаралась придать лицу соответствующее выражение — пристального внимания.

— Так я же пришел.

Или он действительно не понимает, что я хочу от него, или пытается выставить меня полной дурой. Непонятная агрессия медленно начинала завладевать моим сознанием. Это потом я поняла, что так проявил коварство алкоголь, а тогда действовала на эмоциях. С видом профессора, нетвердо держащегося на ногах, я начала прохаживаться по комнате. Не хватало только очков на переносице.

— Ты, уверенный, что я жду тебя, присылаешь свою сестру, сказать, что не можешь прийти, потому что ужасно занят. Я, на самом деле планирующая встречу с тобой, вынуждена менять свои планы и подстраиваться под твои. А потом ты вдруг передумываешь и приходишь. Скажи пожалуйста, как я должна на это реагировать?

Я остановилась напротив него в ожидании ответа. Лицо Германа медленно превращалось в такое же угрюмое, каким я увидела его, открыв дверь.

— Пожалуй, мне лучше уйти, — медленно произнес Герман.

— А на вопрос ответить не хочешь?

— Это не вопрос, а словоизвержение.

Он развернулся и направился к двери. Я почувствовала приближение паники.

— Ты куда? — крикнула я ему в спину.

— Домой, куда же?.. — Он взялся за ручку двери и оглянулся через плечо. — Ложись спать. Может завтра твое настроение улучшиться, тогда…

Он не договорил, вышел за дверь и плотно прикрыл ее за собой, так, чтобы защелкнулся замок.

Ушел! Я стояла посреди комнаты, чувствуя, как стремительно начинаю трезветь. Головная боль накатывала волнами, и меня стало подташнивать.

* * *

Утро следующего дня началось со стыда. И это не являлось следствием похмелья, когда тебе стыдно только потому, что накануне выпила больше положенного. Это было конкретным осознанием собственной вины, что вела себя безобразно, что получила по заслугам и что дерьмовое настроение — еще лояльное наказание.