В бой идут...

— Он у меня на карте отображается. Мы с полмесяца назад выставили этот режим, когда неожиданные нападения отрабатывали. Я его вижу, он меня нет. Я потом убирать не стал, удобно. А он, похоже, забыл.

— И где он сейчас? — спросил я. — В Молодях?

— Нет, вышел из деревни, идет куда-то на север. Пойду-ка я к нему сбегаю!

— Я тебе пойду!!! — от избытка чувств Семеновна аж замахнулась на своего напарника. — Опять все испортить хочешь?

— Действительно, Сереж, что за детство! — возмутилась Светлана. — Договорились же, дай ему остыть!

— Да он меня и не увидит! — махнул рукой Митрич. — Охотник я вам или что? Понаблюдаю за ним немного и вернусь! Ну правда, я аккуратно! Мне тоже успокоиться надо!

И он как будто растворился в кустах, напоследок крикнув:

— Скелета тут без меня не угробьте! Хотя нет, без меня не качайте. Все, шабашьте, и валите в Молоди, там и встретимся!

***

На постоялый двор Митрич вернулся в состоянии, про которое обычно говорят «лица на нем нет». Мы как раз ужинали в обеденном зале на первом этаже.

— Что случилось? — тут же вскинулась Семеновна.

Митрич махнул рукой и сказал:

— Пошли в номер.

В номере же наш вояка без всяких разговоров включил запись ролика, снятого, судя по всему, во время «проведывания». Появилось изображение Андрюхи, который шел по лесу. Парень был заметно напряжен, нервничал и постоянно оглядывался. Наконец, он вышел на поляну, где на пеньке сидел Эрик Бравый и правил на бруске меч.

— Привет! — сказал Андрюха.

— Привет, Лука! Че у тебя опять? Че за шпионские игры: «приходи один, никому не говори, письмо сотри…»

Андрей глубоко вздохнул, и, как будто сделав шаг с вышки, выдохнул явно заученную речь:

— Короче, Эрик, тема такая. Ты прямо сейчас идешь к Караташу и говоришь ему, что я хочу встретиться с ним по серьезному поводу. Очень серьезному. Скажи речь пойдет о планах Badger-а на ближайший месяц. Если договоримся, можем оказаться друг другу очень полезными. Светиться я не хочу, поэтому если встреча будет, она будет сегодня ночью на моем бывшем участке. В три часа ночи. Нет, значит нет, не договорились. В дом меня проведешь ты, свиток сокрытия внешности и ника у меня есть. Говорить с Караташем будем один на один. В течение трех часов жду ответ: только одно слово, «да» или «нет». Если «да», мы с тобой встречаемся здесь же, в половину третьего ночи. «Нет», забыли и разбежались, других покупателей поищу.

Экран погас.

Митрич обвел нас цепким взглядом и сказал:

— Такие вот дела, мальчишки и девчонки. А также их родители. Предлагаю сейчас вздремнуть, ночью нам спать не придется.

Прода 20

Как это ни странно, но мы действительно пошли спать. Митрич нас погнал. Реальная опасность, как всегда, благотворно подействовала на нашего военного, он как будто помолодел, собрался, шумел, зыркал глазами и, конечно же, раскомандовался. Обсуждать Андрюшку он отказался категорически, заявив, что времени на всякие глупости у него нет, он уже все придумал, но времени в обрез, а ему еще уйму всяких дел переделать надо. Но и о планах своих тоже ничего рассказывать не стал, темнил и делал загадочное лицо. Девчонки на него, конечно, насели, но он, как ни странно, отбился:

— Спокойно, бабульки, спокойно! Все будет хорошо, не переживайте, у вас есть я! Просто некоторым людям свойственно делать ошибки, а другим — эти ошибки не замечать. И только самые умные люди, типа меня, знают, куда ткнуть пальцем, чтобы вся стена развалилась. Нет, не скажу. Нет. Да нет, говорю же вам! Не переживайте, солдат ребенка не обидит! Все, все, валите спать, и хромоножку этого с собой прихватите. В половину двенадцатого ночи чтобы все как штык были! В полной выкладке, при оружии и готовые к подвигам! Ждать никого не стану, нам еще к нашему участку топать. Кто опоздает, сам себе вражеский Буратино. Все, пока, я погнал.

Митрич исчез, мы пожали плечами и вышли из игры.

Естественно за чаем обсуждалась главная новость дня:

— Нет, вы как хотите, а я не верю. Не верю и вше! — горячилась Семеновна. — Ну не может Андрюшка нас шдать. Не шдать в смысле шдать, а в смысле — шдать. Тьфу! В общем, обидеться может. Послать может. А вот так вот, хладнокровно продать жа бабки…

— Нин, вот только давай без этого, хорошо? — осаживала ее бригадирша. — Сама знаешь, в жизни все бывает. Родные дети маму с папой за копейки продают, из-за хрущовки убогой подставляют так, что мама не горюй. А тут. Чужой практически человек, да еще и обиженный на нас.

— А вше равно, — упрямилась врачиха. — Я людей чую, научилась уже понимать жа штолько-то лет. Не такое у Андрюшки воспитание[147]. В самом крайнем случае. Баршука сдаст, а про нас трепать не будет. Ну так Баршук нам и не шват, не брат. Мы люди маленькие. Эти миллионеры пушть шами между шобой разбираются.

— Это я ему сказала про планы Барсука. И это я просила про планы эти помалкивать.

Светлана опять включила Снежную королеву, тон ее был настолько ледяным, что я даже поежился, как от холода.

— Да я разве шпорю… — стушевалась и Семеновна. — Прошто… Прошто грушно мне очень. И верить не хочется.