Читаем В бой на штурмовиках полностью

Конечно, фашисты в какой-то степени знали силы и аэродромную сеть 17-й воздушной армии. Вот почему им иногда удавалось добиться небольшого численного превосходства на отдельных участках фронта. Неожиданная и тщательно скрытая переброска целой авиадивизии из резерва на фронтовые аэродромы резко изменила обстановку в воздухе в пользу 17-й воздушной армии. Ведь если бы фашисты сумели перехватить по радио или с помощью своей агентуры приказ о передислокации дивизии, они предприняли бы контрмеры. Однако этого им сделать не удалось. Скрытность маневра была обеспечена.

А на молчание Озерова Николай Сербиненко уже не обижался. Наоборот, обнял и, похлопывая по спине, одобрительно сказал:

— Молодец, Женька! Умеешь хранить тайну!

Разлив

За день было сделано несколько боевых вылетов. Утомленные летчики уснули поздно. В середине ночи прибежал посыльный из штаба полка и, переступив порог дома, звонким голосом выкрикнул:

— Подъем! Тревога! Все на аэродром! Самолеты тонут!

— Почему? Что случилось? — вскакивая, недоумевали летчики.

Оделись быстро и бегом кинулись на аэродром.

Мартовская ночь темна. Спотыкаясь о плитняк, которым были выстланы дорожки вдоль домов, они выбежали на окраину деревни и остановились.

Аэродром примыкал к восточной окраине венгерской деревни Мадоча. Полноводный Дунай протекал чуть западнее аэродрома.

Пришла весна. Могучая река, переполненная вешними водами, неожиданно вышла из берегов и стала заливать аэродром. Это случилось ночью. Надо было спасать машины. Люди стояли у самой кромки воды, в тревоге переговаривались.

Запыхавшись, подбежал командир дивизии генерал Белицкий.

— Что стоите? Вперед! Спасайте самолеты! — скомандовал он.

— Коммунисты, за мной! — раздался из темноты голос парторга Дорохова.

Десятки людей разом бросились на борьбу со стихией. Каждый понимал, что теперь дорога каждая минута. Летчики и механики по колено в воде брели к своим самолетам.

Озеров и механик Чекулаев взобрались на левое крыло, быстро расчехлили мотор и кабину. Евгений отодвинул фонарь, сел на свое место, запустил двигатель, включил фару. Яркий луч прорезал темноту.

Справа и слева раздался рокот штурмовиков Николая Сербиненко и Петра Орлова. Освещая ровную гладь воды, летчики стали рулить к деревне. Словно на глиссерах, они въезжали прямо в улицу деревни, расставляя самолеты между домами.

Мощный рев моторов, крики людей разбудили спавшую деревню. Жители выбегали из домов, с удивлением смотрели на творившееся вокруг. А когда разобрались в происходившем, стали помогать летчикам. Хорошо зная свою деревню, низины и возвышенности, они указывали места для стоянок и пути беспрепятственного руления по улице и между домами.

Вырулив со стоянки, летчик Павел Ивакин осторожно повел «ил» по аэродрому. Неожиданно самолет накренился на правое крыло, клюнул носом и остановился.

В чем дело? Мощный луч фары освещал путь, но что там, под водой, — не разглядишь. Павел резко убрал газ и выскочил из кабины. Мокрая одежда прилипла к телу, сковала движения. Было холодно, но, как потом рассказывал Ивакин, в этот момент его обдало жаром.

Ивакин был личностью, приметной в полку. В прошлом учитель из далекой сибирской деревни, раскинувшейся около станции Зима, он был старше всех по возрасту и на фронте сохранил в отношениях со своими боевыми товарищами прежний учительский тон, говорил назидательно, любил поучать, как бывало в классе. А в общем Павел Михайлович (иначе его не называли) был уважаемым человеком.

Ивакин, не раздумывая, спрыгнул в студеную воду и вместе с механиком стал ощупывать стойку шасси и колесо.

— Ух, холодна! — клацая зубами, сказал он механику. — Все в порядке, целы.

К самолету подошел Герой Советского Союза капитан Супонин.

— Что случилось? — строго спросил он.

— Яма, товарищ командир, — доложил Ивакин.

— Как же это вы, товарищ Ивакин? По ямам рулить начали?

— Темно, под водой не видно, товарищ капитан, — оправдывался Павел Михайлович.

— Знаю, что под водой не видно. Мы почти месяц работаем на этом аэродроме, можно все ямы на память знать, — не удержался Супонин. — Механик, собирайте людей!

— Ребята, давай сюда, к самолету! — крикнул механик Пылаев.

Со всех сторон из темноты стали подходить люди. Ивакин взобрался на крыло самолета. Десятки рук ухватились за правую плоскость.

— Раз-два, взяли! — командовал подошедший старший техник эскадрильи Городниченко.

Правая плоскость поднялась вверх, самолет выровнялся, твердо стал на грунт.

— Пошел! — раздалось сразу несколько голосов.

Летчик дал газ, мотор взревел, и самолет рванулся вперед. Кто-то упал в воду, зачертыхался, кто-то возбужденно кричал:

— Давай! Давай! Вперед!..

Мокрые до нитки, грязные и продрогшие, летчики собрались на рассвете у большого тополя, стоявшего на краю деревни.

Начинался рассвет, и теперь можно было разглядеть десятки штурмовиков, истребителей и бомбардировщиков, разместившихся на улицах и на окраине деревни. Ведь кроме 707-го авиаполка, на аэродроме базировались еще полки истребителей и бомбардировщиков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй
Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй

Труд А. Свечина представлен в двух томах. Первый из них охватывает период с древнейших времен до 1815 года, второй посвящен 1815–1920 годам. Настоящий труд представляет существенную переработку «Истории Военного Искусства». Требования изучения стратегии заставили дать очерк нескольких новых кампаний, подчеркивающих различные стратегические идеи. Особенно крупные изменения в этом отношении имеют место во втором томе труда, посвященном новейшей эволюции военного искусства. Настоящее исследование не ограничено рубежом войны 1870 года, а доведено до 1920 г.Работа рассматривает полководческое искусство классиков и средневековья, а также затрагивает вопросы истории военного искусства в России.

Александр Андреевич Свечин

Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России
Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России

Уильям Фуллер, признанный специалист по российской военной истории, избрал темой своей новой книги печально знаменитое дело полковника С. Н. Мясоедова и генерала В. А. Сухомлинова. Привлекая еще не использованные историками следственные материалы, автор соединяет полный живых деталей биографический рассказ с анализом полицейских, разведывательных, судебных практик и предлагает проницательную реконструкцию шпиономании военных и политических элит позднеимперской России. Центральные вопросы, вокруг которых строится книга: как и почему оказалось возможным инкриминировать офицерам, пусть морально ущербным и нечистым на руку, но не склонявшимся никогда к государственной измене и небесталанным, наитягчайшее в военное время преступление и убедить в их виновности огромное число людей? Как отозвались эти «разоблачения» на престиже самой монархии? Фуллер доказывает, что в мышлении, риторике и псевдоюридических приемах устроителей судебных процессов 1915–1917 годов в зачаточной, но уже зловещей форме проявились главные черты будущих большевистских репрессий — одержимость поиском козлов отпущения и презумпция виновности.

Уильям Фуллер

Военная история / История / Образование и наука