В бой роковой...

— Под диктовку Пухова, господин подполковник.

Отпустив агента, Рындин разорвал акт. Ерунда! Какую оценку дать фактам — в его власти. «Никуда этот одноглазый Теснанов от меня не денется».

Предложил установить строжайший надзор за зданием губпрофсовета, за квартирами его руководителей. От обысков пока воздержаться. Дать понять профсоюзникам, что налет на губсовет связан с арестом Бечина. Пусть расслабятся, легче будет застать врасплох. Сейчас Рындин поглощен одним — как можно шире раскинуть сети и встряхнуть агентов. Причем не только тех, что действуют в городе, но и заброшенных в тюрьмы. Тюремным агентам обещано: выйдет на волю и получит награды в первую очередь тот, кто добудет сведения о подпольщиках.

Одному агенту устроили «побег» из тюрьмы. Это в помощь Бзыкину, все более открывавшемуся перед Пуховым. Бзыкин назвал ему даже адрес, где укрылся «беглец», показал поддельный пропуск и сообщил, что его подшефный благополучно покинул город.

У Пухова не оставалось сомнений насчет верности Бзыкина. И он поверил окончательно, когда тот шепнул, что достал с десяток листовок, хочет передать их в первый полк, но боится, как бы не выдал солдат, с которым он только недавно познакомился.

— Матовый ход сделан, — объявил Бзыкин Рындину после того, как от имени Пухова передал листовки Глазкову. — Дело за обещанным вознаграждением.

Рындин медлил, просил выявить новых подпольщиков, тогда, мол, прибавит, не поскупится. Он был доволен студентом, жаждущим денег, и пока не говорил ему, что для отвода глаз его тоже придется арестовать и в тюрьме ему предстоит выдавать себя за активного борца-подпольщика.

Выжидательная тактика Рындина кое-что дала, но далеко не то, на что он рассчитывал. День ото дня все большие неприятности доставляют проклятые листовки. Они появляются в увеселительных и служебных помещениях, на улицах и площадях. Их регулярно находят и штабах русских и союзнических войск. Последние — компетенция Торнхилла, пусть расхлебывает сам, откуда берутся иностранные листовки...

На Соборной площади по заданию генерала Марушевского выставили огромную карту, на которой цветными карандашами стали отмечать отступление большевистских войск на восточном фронте. Нужное дело! Каждый день около нее толпятся люди. Успехи Колчака заставляют задуматься многих. Но даже тут нашлись любители — слово «брехня» стали подклеивать. Выставили дневной пост, не помогло. Надо вводить круглосуточный, а где взять людей? Их и без того не хватает. Рындин составил ходатайство об увеличении численности персонала военного контроля — генерал-губернатор Миллер отказал. С наличным же составом за всем не уследить. Вот и приходится выкручиваться. Не миновать новой нахлобучки от Торнхилла.

Рындин принял следователя, ответственного за профсовет. Истекшие пять дней после обыска ничего дополнительного не дали. Теснанов занимался обычными делами. Но принципиального значения для Рындина это уже не имело.

— Завтра же арестовать Теснанова! — распорядился он и, сняв трубку, пригласил корреспондента Архбюро, снабжавшего материалами все газеты. Для него Рындин подготовил сенсационную новость: в губпрофсовете обнаружен склад оружия, предназначенный для восстания. Да-да, склад — винтовки и 50 пулеметов, можно прибавить еще гранаты — проверять никто но будет.

20 марта, в день ареста Теснанова, газета «Северное утро», ссылаясь на Архбюро, обнародовала версию Рындина в виде передовой статьи под заголовком «К ответу», требуя наказать работников профсоюзов как большевистских агентов.

А у Рындина уже рождалась новая версия. По его подсказке, таясь от наборщиков, Пташка набрал заголовочным шрифтом две фразы, призывающие к вооруженному восстанию. Потом доверительно попросил печатника Склепина научить его составить печать, какую он видел на большевистских листовках. Иван Михайлович удивился: зачем? Пташка долго мялся, прежде чем открыться, что задумал, дескать, отпечатать листовку. Склепин ответил, что наборного дела не знает и лезть в опасное дело не желает и Пташке не советует.

Выслушав рассказ Пташки, Рындин решил произвести обыск в штабной типографии. Пташка был «пойман» с поличным и своим сообщником назвал Ивана Склепина. От того потребовали признаний, с кем он до этого печатал листовки и изготовил печать.

Иван Михайлович чувствовал, что следствие не располагает фактами, и категорически отвергал обвинение. Рындин же подгонял его под свою версию. На столе лежало готовое заключение под заголовком: «Раскрытие военной организации, работавшей на большевиков». В него были включены имена неблагонадежных солдат, замеченных в агитации на фронте и в казармах, — Гулева, Сиригина, Трубина, Власова, Квитко, Сывороткина, Поздеева, а также служивших в военных учреждениях Аншукова, Печинина, Богданова и Каминского. Арест каждого из них в отдельности не произвел бы никакого эффекта. Совсем другое дело, когда он, Рындин, объединит их в одну организацию, во главе которой поставит Пухова и Глазкова, а заодно и Шереметьева (этот пойдет без доказательств, как друг Пухова).