В бой роковой...

— Вот это дело! Конечно скроюсь. Ведь ждать-то недолго?

Затянувшись сигаретой, Николаев посмотрел на Боева, глаза которого, до того печальные, заискрились.

— К сожалению, нам неизвестно, сколько придется ждать...

Макар возразил:

— Красная Армия наступает, стало быть, не сегодня-завтра можно ринуться и нам...

Николаеву не хотелось огорчать товарища, но что поделаешь?..

— Наступление Красной Армии под Обозерской потерпело неудачу, Макар, — тихо произнес он.

— Как? Не может быть!

Загасив докуренную сигарету, Николаев поднялся.

— Не хочется верить, но это так. В общем, захват радиостанции придется отложить до эвакуации войск Антанты. Тогда Красная Армия наверняка пойдет неудержимо...

У Боева опустились руки. Последняя ниточка, за которую было ухватился, оборвалась.

— Какая жалость! — голосом, похожим на стон, произнес он. — Так я верил в успех наступления... Не придется мне участвовать в восстании, Михаил Васильевич.

Николаев заметил, как помрачнел Боев.

За ночь Макар все продумал и твердо решил уходить за линию фронта. Рассчитал так: часа два побыть на рынке, затем пройти в Кузнечиху к Эзериням, проститься с Аней и через сутки — в путь.

Но дело обернулось по-другому. На рынке его ждал все тот же тип. Боев нырнул в ларек купца, зашел в его конторку, с полчаса вел разговор насчет поставок товаров, а выйдя, увидел остроносого, причем уже не одного, а в сопровождении полицейских. Они окружили его и объявили об аресте. Боев окинул их сердитым взглядом и, видя, что они намереваются взять его под руки, произнес:

— Это какое-то недоразумение, господа! Я сам пойду в контроль и обжалую беззаконие.

В их сопровождении он и ввалился в кабинет следователя.

— Безобразие! Меня, торговца, хватают. Я лично с господином Френсисом знаком, в Америку вместе с послом собирался...

На вопрос следователя остроносый пояснил:

— Это тот самый, о ком вам докладали.

— Мне эти господа крупную сделку срывают, — делая вид, что не слышит сказанного, возмущенно воскликнул Боев. Вынув часы на серебряной цепочке, добавил: — Через тридцать минут я должен подписать контракт, после чего к вашим услугам. Вот мои документы.

Следователь посмотрел его паспорт и разрешил до разбора дела оформить сделку. Даже не обыскал. И слава богу, в полушубке у Макара лежал наган.

— Сопроводите господина купца куда ему нужно, — приказал он остроносому.

Тот согнулся в поклоне.

Пошли по Троицкому проспекту. Боев выжидал удобного для побега момента. На углу Поморской его окликнул Юрченков, не заметив, что он под конвоем.

— Чаю не возьму, а сигарет нет, — сердито ответил ему Боев.

Насторожившийся было шпик успокоился.

Дошли до угла Пинежской и Набережной, где стоял знакомый дом союза транспортных рабочих, куда Макар часто заходил к Теснанову. Па первом этаже чайная с хорошо знакомым ему длинным коридором.

— Меня должны ждать здесь, — кивнул он конвоиру и, не дожидаясь ответа, шагнул в коридор.

Уже вечерело, обычно в это время в чайную приходили подпольщики. Какими бы желанными они оказались сейчас! Устроили бы какую-нибудь заварушку и... Оглядел зал, но нужных людей в нем не было. И все равно надо что-то предпринимать: все должно решиться именно здесь, более удобного места не найти. Коридор как раз пуст... При выходе из зала Боев сунул руку в карман полушубка и, сделав еще несколько шагов, ударил шпика по голове наганом. Одним прыжком оказался у двери, выводившей во двор. Проскочив через него на другую улицу, пошел быстрым шагом, вспоминая явочные квартиры. Самая ближняя Морозкова. Прежде чем завернуть к нему во двор, убедился, что на улице никого нет. В квартире подпольщика сбрил усы, покрасил волосы, частично сменил одежду и ночью, где дворами, где плотно прижимаясь к заборам, отправился в Кузнечиху.

Чутко спавшая Аня услышала троекратный стук в дверь и, накинув халатик, мигом выскочила в сени. Знала: это его сигнал! Впустила и повисла у пего на шее, не ощущая холода полушубка. На руках он внес ее в комнату. Разговаривали, не зажигая огня. Сколько всего накопилось за эти бурные дни! Но самое главное — теперь они отправятся вместе, она была в этом уверена. И тут же сказала ему о своем решении, прижав головку к его груди. Нежно гладивший ее подстриженные под кружок волосы, Макар замер и не отвечал на ее слова. Аня испугалась.

— Ты не хочешь? Но все равно пойду с тобой... Я хочу быть там, где ты! — зашептала она, и шепот ее походил на крик.

— Аня, милая моя Аня! Я очень хочу этого, потому что сильно люблю тебя. Ты была со мной, когда я ходил за линию фронта, ты будешь в моем сердце всегда, но... — Он замолчал, подбирая слова, потом взял ее руки в свои и заговорил о том, что она — единственный член комитета вне подозрений. Стало быть, может продолжать деятельность. Ее имя известно там, в штабе армии, в губкоме партии, представителю ЦК. Именно к ней они направляли и, возможно, еще будут направлять разведчиков.

— А теперь скажи: вправе ли мы поддаваться своим чувствам? Как встретят нас, влюбленных, в штабе? Не сочтут ли дезертирами? Уже только оттого, что они могут так подумать, мне становится страшно.