В боях рожденное Знамя

Берлинская наступательная операция была проведена войсками 1-го и 2-го Белорусского фронтов, 1-го Украинского фронта при участии сил Балтийского флота и Днепровской военной флотилии, 1-й и 2-й армий Войска Польского. 8-я гвардейская армия генерал-полковника В. И. Чуйкова и 5-я ударная армия генерал-полковника Н. Э. Берзарина 1-го Белорусского фронта (командующий Маршал Советского Союза Г. К. Жуков) действовали на самом ответственном направлении, выводящем к рейхстагу. Наша 3-я ударная наступала севернее, но позднее была повернута на юго-восток.

150-я дивизия входила в состав 3-й ударной армии и располагалась в лесу, в районе Одера, в 25 километрах от Кюстрина, усиленно готовясь к предстоящим боям.

Подготовка к наступлению велась скрытно. Части наши не показывались из лесу, чтобы не попасть в поле зрения противника. Всякие передвижения к Одеру и от него совершались только ночью, при полной темноте. Днем принимались все меры для маскировки с воздуха.

В связи с этим было приказано всем генералам и старшим офицерам отправляться на рекогносцировку небольшими группами и в сержантском обмундировании.

Мы с командиром 207-й стрелковой дивизии очутились в окопе, среди бойцов 267-го стрелкового полка. Отсюда хорошо наблюдалась вражеская оборона. Появление в окопе посторонних, незнакомых людей пусть небольшое, но событие.

— Откуда, братки? По какой нужде? — посыпались вопросы. — Разведчики, говорите? У нас тут не наразведуешься.

Мы сами принялись расспрашивать солдат о жизни на плацдарме. И гвардейцы охотно начали вспоминать тяжелые февральские дни, когда плацдарм был взят в жестоком бою и им приходилось отстаивать его, укрепляясь, вгрызаясь в землю, неся потери. Каждому хотелось воспользоваться редким случаем рассказать обо всем, что случилось здесь.

В окопе появился ротный — совсем молодой лейтенант. Лейтенант продолжил рассказ сержанта. С гордостью рассказал об офицерах полка, ибо полк, в котором он служил, действовал на главном направлении. В ходе рассказа лейтенант упомянул замполита полка майора Николая Тихоновича Кириленко. В трудную минуту боя он появился в роте лейтенанта.

— Друзья мои, мы удерживаем плацдарм государственного значения, с которого пойдем на Берлин. Ни шагу назад! Народ ждет от нас окончательной победы.

В ночь на 13 апреля артиллерия нашей дивизии быстро и организованно переправилась за Одер на плацдарм и стала на позиции, производя пристрелку по предполагаемым целям противника.

14 апреля под покровом темноты части 150-й дивизии переправились на западный берег реки. Мы провели разведку боем на двух участках, в каждом случае силами стрелкового батальона от 469-го и 674-го стрелковых полков. Цель разведки заключалась в том, чтобы уточнить огневую систему обороны врага. После этого части заняли исходное положение для атаки в отбитых у врага траншеях, проделав для пехоты и танков проходы через проволочные заграждения и минные поля.

Готовились к штурму Берлина. Черная апрельская ночь скрыла поле боя, строения, берега реки, блиндажи, траншеи. Казалось, впереди не было никого, тишину нарушали только отдельные пулеметные очереди, да желтые ракеты изредка рассекали темное небо.

Вдыхая воздух, чувствуешь весну. Но сейчас не до нее…

— Сколько на ваших часах, товарищ генерал? — спросил начальник оперативного отделения подполковник Офштейн.

— Без десяти пять…

Рядом со мной командующий артиллерией полковник Сосновский.

— Еще десять минут, — отмечает он и добавляет: — Пойду, товарищ генерал, в свой блиндаж.

— Готовься, Григорий Николаевич, — говорю вслед. А сам почему-то вспоминаю Москву. Здесь, под Берлином, только три часа ночи, а там, в родной столице, уже светает.

Москва! Ты ждешь нашего наступления. Скоро, скоро. Осталось всего десять минут…

В блиндаже гудит рация, толпятся связисты, связные офицеры, телефонист прижимает трубку к уху. И вдруг!.. Вдруг где-то позади раздается гром. Мощный гул катится к траншее. Вздрагивает земля. Над головой замельтешили огненные нити с воем уходящих снарядов.

Море огня забушевало над горизонтом. Бешено запрыгали фонтаны земли, все загудело, застонало, задрожало, заныло в ушах. Прибежавший начальник оперативного отделения подполковник Офштейн размахивал руками, что-то кричал, но слов его не было слышно. А Сосновский курил и улыбался, он был горд за свою артиллерию, за ее мощь.

Тридцать минут хлестали огнем сотни орудий и гвардейских минометов, бушевал ураган. В судорогах билась земля. Исторические минуты — время великого прорыва наступило.

Тридцать минут плавился в огне горизонт, и вдруг мощный прожектор разрезал небо, возвестив о прекращении огня и начале атаки.

Буквально обрушилась тишина. И тогда справа и слева от блиндажа брызнули светом сотни прожекторов, и сплошной океан огней поплыл вперед.

Грохоча, ринулись вперед танки, с криками «ура!» устремилась за ними пехота. Сила не менее грозная, чем артиллерия, пошла крушить врага, добивать его в укреплениях.

Земля все еще горела в плотной завесе дыма и пыли, и в ней тонули танки, терялись люди.