В боях за Молдавию. Книга 3

— Это, мамаша, только один полк, — крикнул ей веселый танкист, по пояс высунувшийся из башни.

На «виллисе» спустил скат. Я взял насос и принялся его накачивать. Подошел торговец, пахнущий кожей, спросил:

— Какое звание у господина русского офицера?

— Майор.

— Майор? И сам накачивает шину? Боже мой, что ж это делается на свете! — удивился торговец, выхватил из моих рук насос и с усердием принялся накачивать скат.

В обед из Москвы прилетел самолет с корреспондентами центральных газет. Они пробыли в городе несколько часов и улетели обратно в Москву. Будут писать в самолете, так как очерки их пойдут в номер, и миллионы людей завтра прочтут а Бухаресте в газете.

4 сентября на улице встретили военных корреспондентов «Правды» Ивана Золина и Вадима Кожевникова.

— Финляндия запросила перемирия, — обрадованно выпалил Золин.

— Поедем, старик, в Софию, Болгария выскочила из игры, — предложил Кожевников.

— Нет, мое направление — Белград, — ответил я.

Весь день я пробыл с товарищами. Мы отправились в кино «Скала», где показывали советский фильм «Небо Москвы».

За один день румыны привыкли к нашей армии.

В городе много безработных и нищих. У королевского дворца взад-вперед с ружьями на плече невозмутимо ходят великаны-часовые в огромных шапках, украшенных перьями.

На рынке в лабазах продаются мешки с украинской крупчаткой, в гастрономических магазинах полки ломятся от консервов с этикеткой Херсонского завода, повсюду на витринах московская водка и крымские вина. Все это награблено у нас.

В антикварном магазине стены увешаны коврами и картинами, вывезенными из музеев Одессы, Николаева и крымских санаториев. На глаза попалось полотно киста Николая Семеновича Самокиша, у которого я часто бывал в гостях в Харькове на улице Дарвина.

Ночью ходили в советскую комендатуру, там полно рабочих с завода Мелакса. Слесари и токари, одетые в спецовки, с ненавистью отзываются о войне, говорят, что тайком изготовляли ружья для партизан, нападавших на фашистские отряды в Трансильванских Альпах. Рабочие советуют расстрелять Антонеску и прогнать короля. Социализм и коммунизм, звучавшие для большинства в начале войны как слова чужого языка, вдруг сразу стали понятны им.

…Чуть свет сели в «виллис» догонять танкистов.

— Давай посмотрим Плоешти, — предложил Кожевников.

— Давай!

Сворачиваем в сторону от цели нашего пути, и через какой-нибудь час мы в Плоешти. Город разрушен американской авиацией, кое-где еще дымятся пожары.

Неделю назад «летающие крепости» разбомбили бензиновые заводы и нефтяные промыслы, чтобы они не достались советским войскам.

Жители заняты расчисткой щебня и битых кирпичей. Делают они это с энтузиазмом, как на субботнике.

— Румынию спасли русские, — крикнул нам пожилой чиновник, неумело размахивающий киркой.

Вдоль дороги валяются трупы лошадей и брошенные машины.

На помещичьих полях работают тракторы ХТЗ, в деревнях стучат молотарки с маркой харьковского завода «Серп и молот». Мы встречали их во многих селах.

Ночевали в бедной крестьянской семье. Босой седовласый хозяин все допытывался, правда ли, что в Румынии теперь будет народная власть, у помещиков заберут землю и раздадут крестьянам?

— Правда! — отвечал Кожевников.

На рассвете отправились дальше. Хозяйка сунула нам завернутый в газету завтрак — кусок горячей мамалыги и дюжину яблок.

Проехали Корнешу и стали подниматься все выше и выше на север. Сбоку тянулось железнодорожное полотно. Старенькие широкотрубные паровозы, надрываясь, тянули товарные вагоны, наполненные румынскими солдатами.

— Куда вы?

— На север, бить германа.

Навстречу ни одной машины, все устремлено на север. Справа и слева высятся горы — армия пересекает Карпатский хребет, левым флангом своим обходит Трансильванию.

Здесь почти все так же, как на Кавказе, но только Кавказ милее, и запахи в нем слаще, и воздух свежей и чище. Горную тишину нарушает гулкое эхо боя, клокочущего западнее Брашева.

У костра, поглядывая, как закатывается солнце за снежную вершину горы Джималуэл, грелись бойцы Иван Пинцак, Адам Шаргало, Карп Пустовит.

— Вот он заборчик, столетиями отделявший от России Европу. Еще несколько дней, и мы перелезем через него, — заметил Шаргало, указывая жилистой рукой на зубчатые горы, уходящие в облака.

— Я думаю, в какое огромное кладбище превратятся для фашистов Карпаты. Каждая котловина — готовая могила, — сказал Пинцак и поспешно встал. К бойцам торопливой походкой в аккуратной шинели подходил командир взвода лейтенант Сергей Костылев — высокий, чернобровый, с румянцем во всю щеку.

— Собирайтесь, сейчас выступаем, — сказал и пошел дальше.

Издалека донесся голос отделенного Павла Павлишина.

— Бери побольше патронов, хлопцы! Лучше оставить хлеб, да взять лишних патронов. Хлеб у мадьяр можно достать, а мадьярский патрон в наш автомат не полезет…

М. Борисов, полковник НАМ БЫЛО ПО ДВАДЦАТЬ